Влад Листьев & «Взгляд». 101 штрих к портрету - страница 5

И в конце концов я наверное все же завидую телевизионщикам. Вон, Додолев – его до сих пор на улице узнают. А меня – нет. А так хочется, чтоб узнавали!

Кстати, Додолев, хотя и перешел на уровень книжного писательства, остался журналистом. Ему не раз, я просто знаю, в течение карьеры предлагали (как и многим из нас) занять чиновничье кресло. И многие из нас позанимали эти кресла. Но Додолев предпочел остаться журналистом. И заслуживает за это отдельного уважения. Читайте книгу. Она – обо мне.

Моя задача – рассказать в книге то, что я помню, и дать слово всем. А потом свести воедино, смешать этот коктейль из разных воспоминаний. И пусть читатель сам решает, кому верить…

И я понимаю, что довольных не будет. Еще и потому что все = великие. Которым трудно смириться с тем, что величие их не столь очевидно сейчас…

Адвокат Дмитрий Аграновский в дискуссии, что развернулась у меня в блоге, спросил:

«А кто помнит Листьева?».

Ну что сказать. Даже в медиа-сообществе не все, увы. Журналисты = «дети минут» (© Цой). Сюжет живет день. Журнал – месяц. Они (мы) не производят смыслов, не ваяют шедевры. Писатель и поэт тем и отличается от публициста, пылающего моментом. Да, репортеры вершат порой революции, но лишь как пехотинцы, а не полководцы. И даже лучшие из лучших, мега-реформаторы и первопроходцы преданы забвению. Владислав Николаевич Листьев перепахал отрасль, сменил ландшафт, разорвал шаблоны, но не снял ни одного фильма и не оставил ни одной строки. А ведь мог…

Листьев, Шульгина, Кордо. Лондон, 90-е.

Так я написал.

Мой коллега по «Совершенно секретно» и экс-сокурсник Листьева Дмитрий Лиханов ответил:

«Не мог. Он плохо владел письменным словом. Во всяком случае в универе».

Другие комменты.

Роман Берестов:

«Большинство людей старше 40 отлично помнит Листьева. Хотя, если спросить, чем именно он запомнился – никто не назовет сюжеты из „Взгляда“, большинство вспомнит „Поле чудес“ или (немногие) „Тему“. Но, помимо того, что его помнят, как первого „шоумена“ страны, ещё он один из святой троицы: Цой (рок-музыка, 1990), Тальков (поп-музыка, 1991), Листьев (шоу-бизнес, 1995). Хотя всех вместе, в варианте „три самых громких смерти начала 90х“, обсуждений я не встречал, но именно смерть на пике популярности будет являться центральной темой в разговоре о любом из них. Можно провести эту параллель, а можно не проводить. Думаю, внезапная смерть, например, Урганта от рук киллера и сейчас была бы всеобщей темой на месяц вперёд. А тогда и народ был чувствительнее, и шоуменов ещё не расплодилось тысячами. Обаяние, „народность“, лихость, огромная популярность и громкая смерть. Такой „коктейль“ большинством запоминается машинально. Помимо этой троицы, ещё Женя Белоусов имел „коктейль“, как у Влада. Но у Жени не было таинственной и интригующей смерти, и не было масштабной панихиды. Народ их любил, а за что – неважно. Душу они народную понимали, наверное».