– В Москву, в Москву.
Георгий хотел в Норильск, где живёт чудесный друг, его семья, где хотел поменять многолетнюю дружбу, на дружбу молодую, вновь себя порадовать.
– Успокойся, жди спокойно, – тем же размытым голосом говорилось малышу. С завистью глядела мать на других сонных детей, что расселись на материнских коленях, отлежали во сне румяные щёчки. И там спокойный малыш, и там – Георгий вслед за усталой матерью путешествовал взглядом по залу, когда большая часть зала дружно поднялась, поклонилась, подхватив сумки, сделала общий рывок на посадку. Высокий, самый высокий Георгий, проскальзывая через группку людей, как по лабиринту прорвался вперёд.
Опередил стюардессу, поздоровался первым, устроился в кресле, пристегнулся, и ожидал взлёт.
Вместе с самолётом взлетели вверх пищеварительные внутренности, рывок, ещё рывок, лёгкое покачивание.
– Самолёт набрал безопасную высоту, – вещал пространству женский голос.
Внутренние органы вернулись в исходное положение. Самолёт завис в неопределённости, нежные волны облаков касались иллюминаторов.
Салон самолёта стал похож на большую гудящую комнату какого-то дома, где-то на земле.
– Я сам редко летаю, а самолёты люблю, – бойко начал Георгий беседу с соседом по месту. В груди щекотало предвкушение.
– Всё сказали? – оборвал его сосед с почти плоским лицом, обернулся ещё один человек, другие из передних и боковых рядов закосились на разговорчивого.
– Я спать собираюсь, – уточнил плосколицый, и другие глаза, что косились с других мест, подтвердили решение соседа.
Неуютный холод пролетел в самолете: кресла, кресла, коврики, чужие люди. Чужие будут спать и видеть сны. Просыпаться, есть, говорить, ходить.
«Что ж, будем все спать».
А за окном бесконечная синь, летят тучки. Поймать бы одну такую, лилово пухленькую, подложить под щёку. Уснуть с нежностью. Сосед храпел и дёргался, видел обрывки снов, приоткрывал веки. Георгий тихо уснул, смотрел во сне лица чужих соседей, почему-то все одинаково плоские.
После мягкой посадки умолк грохот двигателя.
Тишину украсило молодое морозное утро, оно встречало пассажиров, спускавшихся по трапу. Ветер севера, как вихрь жизни, прорывался под кожу. Это прогоняло последний короткий сон.
Пришлось не прыгать в конце ступеней. Прошлый раз, прыгнув в конце трапа, приземлился неудачно – сломал ногу. Прощай, безобидная привычка, ты никому не мешала.