В это время закат догорел
В полусонных зрачках. Одиноко
Я брела под дождём лучей-стрел
По туманным дорожкам. Далёко
Был возлюбленный. Сумрак лепил
Из теней силуэт мой неясный.
Поцелуев нектара не пил
Милый друг. Ко всему безучастный,
Диск луны в неба заводи плыл
И пейзаж созерцал унылый,
Сад в объятиях осени стыл,
Где меня обнимал мой милый,
Где родной мой ласкал меня,
Вкусом губ, как вином, упиваясь.
Длань аллей, в неизвестность маня,
Как змея, в полутьме извиваясь,
Звала вдаль. Я спешила домой.
Там ведь в спальне портрет над кроватью
Его был. Кто-то крикнул: «Постой!»
Я рукой прикоснулась к распятью,
Что хранила от всех на груди
Возле сердца незримо цепочка.
Голос крикнул опять: «Погоди!
Погоди-ка секундочку, дочка!»
«Гений, ты?» – у беседки застыв,
Я спросила в невольном сомненье.
Предо мною, главу опустив,
В чёрной рясе предстало виденье.
«Это я. (Капюшоном лица
Скрыт овал был.) Ушла не прощаясь».
Диск луны, как бельмо мертвеца,
Смотрел в душу, ничуть не смущаясь.
«Ты меня испугал… Извини…
Ты со мной говорил слишком страстно…»
«Ты боишься, что вновь мы одни?»