- Идём… - согласилась она, поднимаясь. Когда направились в
сторону выхода из леса, спросила:
- А вы… поняли, что приключилось?
- Ну… - он запнулся. Говорить, что понял кое-что другое –
она рехнулась! – не хотелось. Немного подумав,
ответил:
- Наверное, да. А каковы ваши версии?
- Как я уже сказала: вас я не зря взяла! Демон святого
испугался, и крест вернул! Он бы священнику голову не заморочил. Не
сумел! А вот нашим молодым-красивым запросто. Не подумайте, что я
их невзлюбила, просто… Кто знает, что в их головах дурных? А что в
вашей знаю! Вы, батюшка, наш светоч! Мысли ваши чисты и
благопристойны. В вас я уверена.
Константин поморщился, - Тамар, я – священник, но не
«святой»…
Дверь хлопнула настолько сильно и неожиданно, что привычного
противного лязга удалось избежать. Константин бросил быстрый взгляд
за плечо, и, обвинив в хлопке простой банальный ветер, несколько
раз топнул ногами, стряхивая с ботинок снег. Так же он поступил и с
плечами – похлопал сначала по правому, а потом и по левому. Тяжело
вздохнул, и на ощупь двинулся к стене, чтобы снять, а потом и
зажечь свечу попутно вытирая насухо руки о рубаху. Когда тусклый
тёплый свет окутал помещение, он осмотрелся. По своей сути,
Константин по-настоящему жил только здесь – в своей церквушке. По
своему строению она напоминала свечу – круглое небольшое здание, в
котором почти ничего не было. На первом этаже, слева от двери, он
держал лавочку: продавал – а иногда и даровал – то, что только мог.
Собственноручно испечённый хлеб, маленькие нательные крестики, что
ковал для народа сосед-кузнец, церковные свечи и
прочее-прочее-прочее… Константин подошёл к лавочке ближе, и
стряхнул ещё слегка мокрой рукой крошки, что лежали на деревянной
столешнице с самого утра. Зашёл за стойку, и поправил товар,
который раскладывал на стойке этим утром. Ни то, чтобы это было
необходимо… просто хотелось прикоснуться к плодам своего - и не
только - труда. Он прищурился, и придирчиво оглядел полы. М-да,
стоило бы подмести… Решив, что сегодня этим он заниматься точно не
будет, Константин двинулся к лестнице, что вела в его обитель – на
второй этаж. Сделав шаг, взгляд сам упал на аналой. Старенький,
деревянный, сделанный ещё дедом Константина. Вспомнив, что Тамара
просила её крест как можно быстрее освятить, Константин закатил
глаза. «Вот же неугомонная»… - подумалось ему. Отругав мысленно
старуху ещё несколькими не самыми приличными из слов, Константин
махнул рукой в никуда. Обойдётся! Он обошёл аналой, и остановился у
лестницы, рядом с которой величественно висели иконы. Замер, глядя
святому, увековеченному на полотне, в глаза. Что-то кольнуло в
сердце священника… нечто вонзилось иглой, прошло сквозь, и попало в
самую душу. На какое-то время Константин замер, не в силах отвести
взгляд. Нехорошее липкое предчувствие окутало его вместе с мокрыми
ногами – оно, подобно туману, обволакивало и ложилось мелкими
каплями на тело. Казалось, что мир встал на паузу: звуки пропали,
сердце сжималось от неясной и раннее незнакомой боли. Он попробовал
отвернуться, и это удалось ему лишь спустя несколько раз.
Константин дёрнулся всем телом, и тяжело задышал. Схватившись за
сердце, он опустил глаза в пол, а свободной рукой вытер выступившие
на лбу капли пота. Разум пытался подобрать объяснение
происходящему: здоровье не то, потратил слишком много сил там, в
лесу, да, и возраст уже приличный… Он провёл ладонью по голове, и,
взяв все силы в руки, ступил на лестницу. Спустя минуту он уже
поставил свечу на стол посередине, и в очередной раз тяжело
вздохнул. Да, разум объяснил всё логически. Но сердце… Сердце
старика чуяло, как что-то идёт не так.