Я тут же закричал в агонии, когда
даже с куском дубленной кожи ремня во рту я закричал, будто никакой
преграды не было. После же намертво вцепился в него зубами, чтобы
не раскрошить зубы от раздирающей моё тело боли. Кабан тоже дико
заверещал, пытаясь дёрнуться, но его плотно замотали уже не
церемонясь и намертво.
Этот жгучий металл был подобен
слитному куску. Стоило ему начать вытекать, как следом тянулась всё
новая и новая вонючая масса. Самое ужасное, что я даже не мог
потерять сознание — словно что-то не давало моему сознанию рухнуть
в спасительную темноту.
Пока из меня продолжали тянуть жилы
и дёргать за нервы, когда эта агония наконец закончилась, я едва
мог соображать. Мутным взором я лишь увидел, как Геката рухнула на
пол вся в поту, который ручьями стекал с её тела. На её лице
читалось сильное недовольство своей слабостью.
— Чёртова отродье бездны! Какая же
жалкая частица осталась от моих сил, да и в тебе этой дряни хоть
ведрами черпай! Даже меньше десятой части этой омерзительной и
чертовой отрыжки огров смогла вытянуть! — она поднялась на
пошатывающихся ногах, чтобы после снова пошатнуться и с громким
шлепком рухнуть спиной назад, потеряв сознание.
Вслед за ней отключился и я, наконец
провалившись в спасительную темноту. Где я тщательно протирал полки
в доме влажной тряпочкой, которую часто смачивал в ведре воды,
избавить те от скопившейся пыли, непонятно, как я вообще не
уследил, что в моей крепости практически сантиметровый слой
пыли.
Странный звук отвлек меня, заставив
выдохнуть, и, вытирая пот со лба, решил подышать свежим воздухом,
и, выйдя на крыльцо, заметил, что отвратная жижа отступила еще
дальше, и сейчас стоящие ранее в ней деревья неспешно принялись
зеленеть, и как раз между близко стоящими деревьями и находилась
гусеница.
Та уже достигла размера больше трех
метров, и ее глаза довольно ярко светились, пока та, выделяющуюся
из пасти нить слой за слоем выстраивала себе кокон, заметив меня,
та, как хорошим соседом, помахала мне лапками, продолжая ритмично
протягивать белесую и немного поблескивающую нить.
— Смотрю, ты окукливаешься, и что
будет, когда ты обратишься в бабочку? — подойдя без какого-либо
удивления к моему невольному соседу.
— Ты дурак, что ли? Не видишь, что я
вообще-то очищающий мотылёк? Сейчас дай мне принять удобную форму,
и я покажу твоему неблагодарному соседу, где его место! — довольно
сердито тот отозвался о моем другом соседе, что куда-то пропал,
или, скорее, где-то еще погребен под этой жижей.