— Красиво, — дрожащим голосом
сказала она. — Почти как в моём саду во дворе замка до того, как
началась эта проклятая война. Все клумбы разбомбили и растоптали до
плотности булыжной мостовой. Мы уже почти отбили замок обратно,
когда я погибла в бою при штурме.
— Искренне сочувствую, —
единственное, что я смог сказать.
Я решил её больше не трогать,
предоставил самой себе, она должна спокойно погрустить. Лиза,
увидев грусть Марии, тоже хотела вмешаться, но я её остановил. Так
мы и ходили молча по оранжерее вслед за девочкой.
— А чего это вы все такие грустные?
— внезапно спросила Мария, резко обернувшись к нам и оценив наши
лица. — Ведь всё хорошо, что за кислые лица? Немедленно
прекращайте, а то здесь сейчас все цветы завянут, а в соседней
лавке прокиснет молоко! Или вам пирога с малиной не хватило? Тогда
поехали ещё закажем!
— Я уже больше не хочу, — покачал
головой Юдин. — С меня на сегодня хватит.
— Да ладно! — подхватили все хором,
потом дружно рассмеялись, привлекая внимание немногих посетителей
оранжереи. Дело близилось к закрытию, я даже не заметил, как время
пролетело в созерцании и размышлениях.
— А давайте вот здесь
сфотографируемся на память! — воскликнула Мария и потащила нас с
Настей за руку в сторону самого нарядного цветника, возле которого
начинал дремать уставший за день фотограф.
Пожилой мужчина сразу оживился,
заулыбался, расставил нас по местам, скорректировал позы и улыбки,
сделал несколько снимков.
— Вот этот лучше всего, — ткнула в
один из получившихся кадров Мария.
— А мне этот больше нравится, —
показала на другой Настя. — На том я моргнула.
— Тогда лучше этот, — показала Мария
на третий снимок. — Тут и не моргнул никто и я улыбаюсь как ни в
чём ни бывало.
— Да, этот лучше всех получился, —
подхватила Лиза. — Давайте его сделаем, ну пожалуйста!
Нам пришлось ещё немного послоняться
по оранжерее, пока фотограф не предоставил нам снимки в красивых
рамках, которые не стыдно будет и на каминную полку поставить. Я
специально выбрал самые красивые и дорогие.
— А пойдёмте домой пешком! —
воскликнул Юдин, вдохнув морозный воздух полной грудью, когда мы
вышли из оранжереи на улицу.
— Мне-то до дома не так далеко, а ты
каблуки сотрёшь, — хмыкнул я. — И из носа бивни торчать будут.
— А чё сразу бивни? — удивился Юдин
и шмыгнул носом. — Ой!