Особенно сильно в такие моменты, как сейчас, когда он смотрит на меня как на насекомое.
— Перепечатайте договор и соберите все подписи заново. — Поворачивается ко мне, осматривает с ног до головы. — И, пожалуйста, Аня, не носите больше эту блузку на работу, она меня нервирует. А где мой кофе?
По утрам, замечая его машину, подъезжающую к офису, я отправляю по сети сообщение: «Тритон выполз из канавы». Чтобы все сотрудники были в курсе: босс уже прибыл и необходимо срочно занимать свои рабочие места. У нас дружный коллектив, и мы хором недолюбливаем нашего начальника-самодура.
— Ваш кофе… — смотрю на милипиздрическое пятнышко в углу листа.
Блин, другой бы даже не заметил.
— Вы выпили мой кофе? — опережает меня босс, роясь в бумагах.
Ага, едва сдерживаюсь от того, чтобы не хохотнуть. Я что, самоубийца?
— Нет, Герман Игоревич, вы его выпили сами.
— Вместе с чашкой?
— Чашку вы оставили на подоконнике в конференц-зале.
— Ладно, допустим, я бы выпил ещё. Но это позже. — Шелестит листами.
— Можно идти?
— Куда?
— Сейчас обеденный перерыв.
— Я ел?
— Да, босс, полчаса назад.
— Хорошо, тогда садитесь и записывайте.
— Но?!
— Какие-то проблемы, Аня?
— Нет, конечно, нет. — Медленно опускаюсь на сиденье и достаю блокнот, двигаю ножку стула, якобы устраиваясь поудобнее, а на самом деле пытаюсь скрипом заглушить журчание пустого желудка.
Я сюда в шесть утра пришла и с тех пор ничего не ела.
Герман перечисляет срочные дела. Я записываю и поглядываю на его идеальный профиль. Как человек может быть настолько привлекательным и отвратительным одновременно?
Чётко записываю, но он говорит слишком быстро, едва поспеваю.
Звонит телефон, однако, боясь потерять мысль, я сразу не вскакиваю, продолжаю писать.
— Звонок, Анна, — приподнимает он свою шикарную бровь, намекая на то, что я не подхожу.
Сам он взять трубку, видимо, не в состоянии.
— Да, конечно. — Бросаю писать и хватаю телефон. Внимательно выслушав говорящего на том конце трубки, поднимаю глаза на босса. — Это из кардиологического отделения. Ваш отец хочет немедленно видеть вас, ему плохо.
— Мой отец? — мрачнеет тритон.
Встаёт и выхватывает у меня трубку.
Уходит в другой конец кабинета. Я думаю, что подслушивать некрасиво, и решаю уйти.
Тритон без слов, лишь движением пальца указывает на точку на полу возле его стола с очевидным посылом: «Стоять!» Я подчиняюсь, потому что мечтаю о повышении и устала жить в однокомнатной квартире с двумя сводными сёстрами-подростками, отчимом и его престарелой матерью.