— Дыа, — рыдает громче.
— Мать моя женщина, — вскакиваю, моментально потею.
Надо его позвать.
Помешать монстру в дорогом костюме общаться с его больным отцом.
У меня сейчас обсессивно-компульсивное расстройство начнется.
Перекрестившись, закрываю глаза и иду к палате.
Открываю дверь. Заглядываю. В палате, кроме лежащего на кровати старика, ещё двое мужчин. Ну и Белозеркий, естественно. Все стильные. Элегантные, в дорогих костюмах.
— Извините, пожалуйста. Герман Игоревич, тут такое дело...
— Что?! — резко огрызается тритон.
Он явно расстроен и чем-то очень озадачен.
— Там немцы!
— Понимаю, Аня. — Отворачивается, пытаясь выгнать меня взглядом, мол, нечего тебе здесь делать.
— Те немцы, которые должны были приехать позже, но они уже ждут в конференц-зале. Это срочно, понимаете?
— Понимаю, Аня, — сквозь зубы и меча в меня молнии.
— Просто это срочно! Они же из Германии приехали, а мы их мало того, что не встретили, так ещё и... — бубню себе под нос, понимая, что мне конец.
Но тут Герман вдруг прищуривается.
И смотрит прямо на меня. Смотрит и смотрит. Опять смотрит. И ещё раз смотрит.
Неожиданно выражение его лица меняется. Так с ним бывает, когда его озаряет очередная гениальная идея. Он окликает меня, как будто что-то придумав. Манит, как подзывают собак, предлагая им корм или косточку.
— Сюда иди, ко мне, — полушёпотом. — Ко мне, скоренько.
— Зачем? — пугаюсь.
Идти боюсь, вдруг придушит, посадит в тюрьму или в другую страну депортирует.
— Сюда, говорю, иди. Быстро, — рычит тихо, но требовательно.
А затем, когда я маленькими шажочками всё же приближаюсь к нему, неожиданно ошарашивает меня, положив руку на плечо и по-хамски прижав к себе.
Я испытываю шок и пытаюсь вывернуться. Но не могу, потому что боюсь. А вдруг я всё потеряю? Что, если он меня уволит и всё, ради чего я так долго трудилась и терпела придурь своего самодура-босса, исчезнет?
Ну мало ли?
Захотел он пообниматься.
Вон у него папа болеет.
Вроде бы это его сводные младшие братья.
Это же, наверное, недолго. Обнимания эти странные…
Но Белозерский поворачивается и смотрит на меня, расплываясь в деланой улыбке. Явно напряжён, но решителен.
Ничего не понимаю.
— Гавриил, Гордей, папа. Плохо, что у тебя случился приступ, отец. Но как же хорошо, что мы все здесь собрались и у нас с Аней появился повод признаться. — По-свойски хлопает меня по плечу, потом по спине. — Мы женимся.