Маг ткнул пальцем в сторону прихожей, где у стены стояло зеркало во весь рост, в тяжёлой раме, на подставке в виде золочёных лап грифона. Торопливо смахнул записную книжку в верхний ящик стола, как раз вовремя: лапы принесли зеркало аккурат к Эйверту, поставили рядом. По поверхности пробегала радужная рябь. Эйверторн с силой провёл по лицу, стирая выражение подозрительного недовольства, и активировал вызов.
Зеркальная темнота рассеялась – вместо неё появилась бабушка. Она смотрела на внука с ехидной улыбкой.
– Эйви, золотце! Ты один?
Живые, не утратившие яркости глаза цепко оглядели пространство.
Эйво тоже нацепил на лицо улыбку.
– Рад видеть тебя в добром здравии.
– Да какое оно доброе?! В груди так и жжёт с самого утра, и ничего не помогает! Совсем тяжко мне.
Эйверторн с сомнением оглядел главу рода, восседающую с идеально ровной спиной в кресле с высокой спинкой. Даже в постели, среди подушек и одеял, Хильда не позволяла себе небрежности ни в одежде, ни в причёске. Для разговора с внуком она оделась в элегантное платье с высоким воротничком, не забыла о нитке жемчуга и жемчужных же серьгах, седые волосы уложила в высокую причёску, а единственную вольность – нежно-сиреневую прядь надо лбом – красиво подколола сверкающей тоненькой заколкой. Морщины, конечно, выдавали возраст, но лицо госпожи Легрант было ухоженным и умело подкрашенным, а на старческих руках с аккуратным перламутровым маникюром не виднелось ни единого пигментного пятнышка – только перстни с жемчугом и сапфирами, над чьей огранкой трудились лучшие ювелиры. Бабушка выглядела так, словно собралась на чай с подругами, разве что подруг у неё не водилось: семейное дело составляло всю её жизнь. Но голос же, негромкий и слабый, заявленному соответствовал.
Эйверт посмотрел в зеркало сочувственно, поинтересовался, что говорят лекари, не предложили ли каких новых лекарств. О здоровье и лекарствах бабуля поговорить любила, но в этот раз отвлекаться не стала.
– Лекари своё дело знают, – сварливо проворчала Хильда. – Гребут за свои услуги так, точно продают не микстуру, а морской жемчуг высшего качества! А все их снадобья – пустышки: всё равно что жидкий чай пью, а плачу ровно как за отборный витарский. Но мне приятно, что ты беспокоишься о моём здоровье, Эйви. Ты всегда был чутким мальчиком. Так ты сейчас один?