– Вот, – почему-то обрадовался
Вагнер. – Врача два, а мнение одно. Заметьте – это мои вчерашние
слова.
– Я пойду к мужу. – Лиана Мансуровна
накинула на плечи халат и отправилась в палату.
– Моя семья богата, – сообщил мне
подросток ломким голосом, как только за его матерью закрылась
дверь. – Если отец выздоровеет, то вы получите много денег, даю
слово. Очень много. Если надо, я расписку напишу. Но Петр Францевич
может подтвердить вам, что мужчины из рода Арвенов всегда держат
свое слово. Это на самом деле так.
– Хорошо, – без тени улыбки в голосе
отозвался я. – Ваше предложение мне предельно ясно, Темир
Русланович. Не надо расписки.
Не подав руки ни мне, ни Вагнеру,
парень отправился вслед за матерью, в удушливо-гнойный полумрак
палаты.
– Хотелось бы ясности, – твердо
произнес Петр Францевич. – Не обессудьте, Александр, но как врач я
имею на это право.
– Бесспорно. – Мне совершенно не
хотелось с ним спорить, хотя и можно было бы. – Но прежде я бы еще
кофейку жахнул. Опять меня в сон клонит.
– Разумеется, – наконец-то в голосе
бизнесмена от медицины я услышал раздражение. Не знаю почему, но
мне хотелось его вывести из себя.
Беседу мы продолжили уже на улице,
устроившись на уютной кованой скамеечке в тени высоченной липы.
– Итак. – Я отпил кофе. – Вы желаете
ясности. Какой именно?
– То есть? – На лбу Вагнера
запульсировала жилка.
– Так она разная, – пояснил я. – Есть
ясность по поводу хвори этого господина, есть ясность на предмет
того, что мы делаем дальше. И так далее.
– Хотелось бы полную, – глубоко
вздохнув, произнес Петр Францевич. – Если можно.
– Отчего же нет? – добродушно
согласился я. – Что до хвори, то еще у палаты я достаточно четко
выразился, на мой взгляд. Вы были правы, это не медицинское
заболевание, потому ваши врачи ничего сделать и не смогли.
– Ужас, – вытер лоб Вагнер. – Боюсь,
вам не понять, Александр, насколько страшно мне это слышать.
– Вы на самом деле настолько дружны?
– искренне удивился я. – Если это так, то примите мои извинения за
неуместную иронию во время нашего предыдущего разговора.
– Да нет, – отмахнулся Петр
Францевич. – Хотя – да, дружны, но речь не о том. Мне как медику
страшно. Я всегда был уверен в том, что для медицины нет понятия
«невозможно». Любая болезнь – это лишь предмет научного
исследования. Даже если ее невозможно вылечить, то, как минимум,
можно диагностировать, систематизировать и классифицировать. А
сейчас я столкнулся с тем, что лежит по другую сторону научных
познаний, понимаете? С чем-то, против чего бессильны лучшие из
лучших. Это рушит все, во что я верил. Александр, поверьте, то, чем
я занимаюсь сегодня, почти перечеркивает мою предыдущую жизнь, в
которой я был врачом, человеком науки. Яна – нет, она деловая
женщина, она мозг и сердце нашего дела, собственно, на ней держится
бизнес. Не на мне. Я – клиницист, был им и остаюсь.