– Как чуял, – дружелюбно поддержал
шутливый тон я. – Сам пришел!
– Саша, дорогой мой, хочу заметить,
что на работу надо непременно являться каждый день, а не тогда,
когда прогулочный маршрут проходит вблизи от нее, – задушевно
продолжил Волконский. – Ей-богу, даже странно, что мне приходится
объяснять тебе такую простую и незамысловатую вещь. Скажу так –
если бы не Ольга Михайловна, ты бы сейчас гадал, куда тебе с такой
красивой «трудовой» податься. Я к тебе отношусь хорошо и зла не
желаю, но, когда сотрудник демонстративно игнорирует трудовую
дисциплину, подобное надо пресекать. Причем максимально жестко,
чтобы остальные четко осознали, что незаменимых у нас нет. Есть
незамененные.
– Дмитрий Борисович, да это все
прекрасно понятно. – Я прижал руки к груди. – Желаете – увольте,
нет проблем. Причем из лучших побуждений это говорю. Да вот прямо
сейчас на меня поорать можете, а я потом, когда из кабинета выйду,
скажу, что вы меня по ковру кабинета как масло по хлебу размазали,
и что у вас стальная хватка, как у царя зверей льва. Еще приказ по
банку издайте, чтобы все были в курсе моего преступления и
последовавшего за ним неотвратимого наказания.
– «Статья», Саша, – покрутил у виска
указательным пальцем Волконский. – В нашей сфере это все. Это
«волчий билет». Тебе после такого либо область личного применения
менять придется, либо новую трудовую заводить. Да и то не факт, что
номер пройдет. Банков становится меньше, отбор в них жестче,
«безопасникам» работать все легче. Крайне узок круг
профессиональных служащих, все всё про всех знают.
– И зарплаты все ниже, – продолжил я
логическую цепочку. – Так что поменяю область личного применения.
Ну? Будете показательную порку устраивать, или мне заявление по
собственному писать?
– Саш, тебе на зарплату жаловаться
грех, – подала голос Ольга Михайловна, которая, оказывается, тоже
присутствовала в кабинете. Она обнаружилась в огромном кресле
Волконского, а не заметил я ее только потому, что она к окну в нем
повернулась. – Разве нет?
– Не все возможно измерить деньгами,
– ушел от прямого ответа я. – Они важны, но свобода дороже.
– А зачем тебе свобода? – задушевно
поинтересовалась Ряжская. – Что она тебе даст? Если ты не в курсе,
так нынешний век принадлежит социуму. Разумеется, человек всегда
был стадным животным, еще с тех пор, когда толпы волосатых существ
шатались по Среднерусской равнине, занимаясь собирательством и
изумленно глядя на груды камней, что приволокли с собой ледники. Но
наше время – это гимн корпорациям, рекламе и технологиям, которые
сделали человечество обществом потребителей. Угрюмые
выживатели-Робинзоны ушли в прошлое, теперь всё решает скорость
вайфая и умелое использование коммуникативных навыков. Ну выпадешь
ты из движения – и что? Через пару недель ты будешь ощущать себя
рыбой, которую вытащили на берег. Всё не то, всё не так, и ты
словно не живешь. Непрерывное вербальное и сетевое общение –
главный наркотик двадцать первого века, мы все на него «подсажены»
намертво. Нет-нет, человек сегодня не винтик в большой машине, это
все отблески славы тоталитарного ушедшего века. Теперь он личность
среди миллионов других личностей. И его главная задача убедить в
этом всех-всех-всех, но самое главное – себя любимого. Теперь
ответь мне, дружочек – на сколько дней свободы и тишины тебя
хватит?