— Как сбежал?
— Ну как все дети сбегают?
— Я не знаю, поэтому и спрашиваю. Откуда сбежал: с улицы или из группы? Где были воспитатели? Как он вышел из здания и за ворота? Далеко смог уйти? Как скоро воспитатели обнаружили, что мальчика нет?
С каждым моим вопросом глаза мамы округлялись сильнее. У меня складывалось ощущение, что она не интересовалась деталями, просто поверила на слово воспитателям и обрушила свой гнев на ребёнка.
— Этим вопросом у нас занимался папа.
Ага, значит, папа, накрученный воспитателями или администрацией сада, пришёл домой и закрутил гайки маме и сыну. Посвящать жену в детали ситуации он не посчитал нужным.
Мальчик опять ожил, схватил со стола ручку и принялся ею рисовать на листе бумаги. Разрешения он не спросил ни у меня, ни у мамы.
— Рисовать любит, — одобрительно улыбнулась мама, но тут же спрятала улыбку. Кончики губ привычно опустились вниз. — Но ничего толкового. Одни чудики и каракули.
Я наблюдала: мама не сделала замечание сыну по поводу того, что без спроса чужие вещи брать нельзя. В одно предложение обесценила интересы ребёнка, раскритиковав его творчество.
— Какой диагноз вам ставят неврологи?
— Там всё написано.
В моих руках всё-таки оказалась увесистая медицинская карта. И чего там только не написано! Изучив записи, предложила провести тестирование мальчика. Мама согласилась, но за любым действием сына следила неотрывно, при неудачах поджимала губы, при правильных ответах кривилась. Я комментировала свои действия и ответы ребёнка, хвалила, поясняла всё маме.
Учитывая, что наш центр — коммерческая организация, рассказывать маме о педагогической запущенности ребёнка я не имела права. Все свои выводы расскажу потом Алевтине Анатольевне, а пока:
— В наш центр принимают ребят после решения комиссии. Я предоставлю на комиссию своё заключение. Но я не вижу у Спартака аутизма или даже расстройств аутического спектра. Да, есть проблемы по неврологии, тот же синдром дефицита внимания. С этим надо заниматься, но в другом центре.
— Да что вы такое говорите? Нам советовали ваш центр как самый лучший. И почему это у него нет аутизма?! Нам невролог говорил, что что-то такое есть.
— «Что-то такое» — это ещё не диагноз.
Мама воинственно надулась, готовая отстаивать каждую болячку своего сына. Я попыталась миролюбиво улыбнуться и терпеливо поясняла: