Дальнейшее все было каким-то серым и однообразным: сочувствие тех сотрудников, которые оставались на предприятии, гнев и слезы тех, кого сокращали, оправдания Аркадия Олеговича, на которого, впрочем, никто и не обижался, поскольку он сам попал под этот же нож и теперь с января будет жить на одну пенсию.
Весь оставшийся день коллектив будоражило от эмоций.
Но Валерия тихо сидела за своим рабочим столом и не принимала участия ни в разговорах, ни в кофе-паузах, которые сегодня чаще обычного устраивали ее коллеги. Нужно было доделать отчет, отправить по электронке оставшиеся письма, перебрать папки с бумагами.… Но делать ничего не хотелось.…
За два часа до окончания рабочего дня ее вызвал к себе Аркадий Олегович.
- Лера, на тебе лица нет! Шла бы ты домой! Все равно в таком состоянии ничего хорошего ты в работе не сделаешь!
Лерой руководитель отдела называл Валерию в редких случаях и только тогда, когда никого рядом не было. Он был сторонник субординации, называл своих подчиненных только на вы и по имени-отчеству.
Но, несколько лет назад, когда внезапно на работе у него возник сердечный приступ, Валерия в этот момент зашла к нему в кабинет. Она увидела скорчившегося в кресле руководителя, сразу помогла ему расслабиться, расстегнула воротник, и, найдя в его барсетке лекарства, заставила выпить аспирин, затем положила под язык таблетку нитроглицерина и крикнула секретарю, чтобы та вызвала скорую. Фельдшер, приехавший на скорой, сделав укол, сказал, что нужна срочная госпитализация. Валерия поехала с ними.
И месяц, пока Аркадий Олегович лежал в больнице, навещала его. Они очень подружились. Валерия вдруг увидела всегда такого строго руководителя совсем другим человеком. И оказалось, что под маской строгости он скрывал душевную доброту, был жизнерадостным, и, несмотря на свою слабость во время болезни, веселил всю палату остроумными анекдотами и прибаутками. Ему под стать была и жена Мария Константиновна, которая, пока Аркадию Олеговичу не разрешили вставать, была неотлучно с ним.
Так и стала Валерия для него Лерой. Но в коллективе он держался на расстоянии, ничем не показывая свое предпочтение, и называл ее только Валерией Юрьевной.
- Лерочка, ты прости, что не защитил тебя! Не смог! Они сами меня за жабры взяли и под сокращение! – виновато продолжил он, глядя ей в глаза.