— Чёрт! — выругался я.
— Громов! — крикнул Борисов.
Я ответил не сразу — всё внимание было сконцентрировано на
приборы. Давление масла падало. Температура зашкаливала.
— Отказ двигателя, — коротко бросил я Борисову.
Но почему? Мы же проверяли всё перед вылетом! Дым становился
гуще. В кабину потянуло гарью.
— Громов, уходи на посадку! Немедленно! — скомандовал
Борисов.
А то я сам не понимаю. Я резко сбросил газ, начал
разворачиваться. Но самолёт вдруг клюнул носом — будто что-то
заклинило в управлении.
«Прекрасно… Рули не слушаются», — мысленно проговорил я.
Я сильнее нажал на педаль, почувствовав сопротивление.
«Саботаж?» — продолжил я мысленный диалог с собой.
Мысль промелькнула на долю секунды, но я отбросил её. Сейчас не
время строить догадки.
— Теряю управление! — коротко доложил я.
— Сбрасывай скорость, держи прямо! — в шлемофоне голос Борисова
был резким, но спокойным.
Я перевёл взгляд на полосу. До неё ещё метров триста.
«Дотяну? — подумал я и сам же себе ответил: — А куда деваться?
Дотянешь, Громов!»
Двигатель захлебывался, дым валил уже сплошной пеленой. Но
самолёт ещё слушался.
Я сбросил обороты, выпустил закрылки. Шасси… Чё-о-орт… Шасси не
выходит.
— Механизм заклинило! — сквозь зубы выругался я. — Придется
садиться на брюхо.
На трибунах уже заметили проблему. Люди вскакивали с мест,
показывали в мою сторону.
«Нельзя паниковать», — подумал я, мельком взглянув на суету,
которая творилась на земле.
Я с силой потянул ручку, выравнивая самолёт. Дым резал глаза, но
полосу я видел. Главное было не задеть ангары, потому что там были
люди, а жертвы нам не нужны. Не в мою смену, как говорится.
Последние метры казались вечностью. Земля приближалась слишком
быстро.
Удар.
Скрежет металла. Искры.
Я вжался в кресло, изо всех сил удерживая штурвал.
«Хоть бы не перевернуться», — подумал я, стискивая зубы.
Самолёт пронесся по бетону, оставляя за собой полосу искр, и
наконец остановился.
В ушах звенящая тишина.
Затем в мир вернулись звуки: рёв пожарных машин, крики, бегущие
ко мне люди.
Когда самолёт окончательно остановился, я резко дёрнул рычаг
аварийного сброса фонаря. Тот со скрежетом откинулся, впуская в
кабину едкий запах гари и выхлопов. Глаза слезились от дыма, но я
всё же разглядел, что остановился почти у самого края лётного поля
— в зоне аварийной посадки, метрах в двухстах от главных
трибун.