Неслыханная для этих мест орда
разнокалиберных кораблей вышла в поход. Мне нужно обкатать армию в
настоящем бою. А на ком мне еще тренироваться? Не на аристократии
же Аххиявы, в самом-то деле? У меня ведь новобранцы необстрелянные,
микенцы от них мокрого места не оставят. И даже модные линотораксы,
которые день и ночь делают все женщины острова, мне не помогут.
Толпу бывших рыбаков и крестьян воины-профессионалы разгонят
пинками, и даже не вспотеют. Из моих воинов большая часть
человечьей крови в глаза не видела. Единицы только с отцами на
морской разбой ходили. А разве это война?
Мы обошли острова с севера, глядя,
как соседи на Паросе забегали по берегу, пряча скотину, баб и
детей. Они нам не нужны. Мы просто заночуем на северном берегу, а
на рассвете тронемся в путь. Мы не прячемся, давая возможность
узнать о себе всем вокруг, и на это есть веская причина. Впрочем,
паросцам эта причина осталась неясна. Они проводили нас
недоуменными взглядами и облепили все высокие скалы. Им страсть как
было интересно, куда это мы плывем. И мы удовлетворили их
любопытство, направив свою армаду прямо в гавань Наксоса, которая с
соседнего острова видна расчудесно. Там же километра четыре по
прямой.
— Царь Наксоса, наверное, сейчас под
себя ходит, — глубокомысленно изрек Абарис, когда наш корабль
ткнулся носом в гальку берега. — У него от силы две сотни воинов за
стеной.
— Думаю, не ходит, — ответил я. — Он
уверен, что отсидится. По крайней мере, я бы на его месте так
считал. А воинов у него без малого триста человек, и все из старых
родов, их с рождения воевать учили. Я очень надеюсь, что он уже
успел их собрать за этой стеной.
Прибыли! Киль моей биремы издал
противный скрип, и сотни людей посыпались с бортов как горох из
дырявого мешка. Им бросили канаты, и вскоре корабли вытащили на
берег, укрепив подпорками. Мы не станем разбивать лагерь, да и
зачем? Я не собираюсь тут зимовать.
— Посылай гонца, — сказал я Абарису и
тот молча кивнул. Он знает, что делать, мы с ним уже все
проговорили.
Минут через двадцать на холм
взобрался парламентер, державший в руках пучок веток оливы.
Хрисагон, десятник фаланги. Тот самый, что первым получил свою
гривну. Понятлив, дисциплинирован не по-здешнему, а в пенсионный
план из богатого надела, трех рабов и красивой бабы уверовал сразу
и навсегда. Он сам вызвался на эту роль.