И когда аборигены освоили олбарскую письменность, один
сверх-одаренный и магией, и прочими талантами ученик шамана создал
на ее основе те самые руны, наделенные магической силой. Они
отличались от исходного алфавита. И не имели силы, если их писал
не-маг.
Руническая магия по-прежнему не превосходила в чистой ударной
силе магию северян. Как беглых олбарцев, так и мерканских Орденов.
Но она оказалась способна на множество хитростей и тонкостей… а
главное, имела колоссальный потенциал к созданию многообразных
комбинаций… И это раскрывало в ней неожиданные возможности.
Шли годы, пришельцы размножались, расширяли и укрепляли
подконтрольную территорию. Вместо одного замка появилось несколько.
И местные племена разделились в своем отношении к чужакам.
Самые непримиримые считали, что инородная культура отравляет их
чистый, угодный высшим силам образ жизни. Они собрались и ушли
дальше на юг, на оконечность острова в Заполярье. Ну а более смелые
и прогрессивные остались подле ремидейцев, продолжая перенимать их
традиции и даже интегрироваться в их общество.
Некоторые племена избрали промежуточную стратегию. Держались на
расстоянии, избегали ассимиляции. Но не чурались взаимодействия,
торгового или иного. Плоды и ягоды, выращенные под теплым
магическим куполом, оказались слаще и сочнее, чем дикие
эльсаррские. Аборигены охотно выменивали их на лесную добычу.
Так на южном полуострове сформировалось уникальное общество,
состоявшее из двух страт. Ни одна из них не уничтожила и не
ассимилировала другую – они существовали бок о бок, в мире и
сотрудничестве… Не считая редких исключений.
На следующий день Кари уже не удалось отвертеться от внимания
соучеников. С утра Эйса опять попыталась пристать с расспросами.
Мирела считала приставание ниже своего достоинства, но сверлила
девушку взглядом, так и прожигая дырку в ее робе. И это было совсем
непохоже на нее, потому что обычно Мирела демонстрировала
самодостаточность и незаинтересованность в соседках. Кари осознала
это в чужих воспоминаниях.
Ну а за завтраком до нее домогались уже все девушки ее сектора.
И в этот момент ей стало по-настоящему не по себе. Еще сильнее, чем
во время разговора с магистром. Все они были высокородными. А она –
дочка деревенской знахарки.
В памяти всплыло, как Эйса называла Карину «деревенщиной» первый
месяц в Академии. Ее двойник оставалась равнодушна к этому
оскорблению, ловко и уверенно отвечала соседке. Она всегда жила в
огромном городе, равных которому не было на Меркане. Конечно, ее не
цепляло.