— О, ребзя, смотрите, чья-то собачка прибежала! Утю-тю, какой
хорошенький, — заржал тот, что слева. После чего пнул мотоцикл,
завалив его на землю.
Быстро уже не свалить. Мысль пронеслась в голове, когда же меня
схватили за рукав и дёрнули, понял — больше ждать нельзя. Небольшая
заминка и меня просто запинают. Так что, по наставлению великих:
если драки не избежать — бей первым, принялся действовать.
Кулак в мотоперчатке быстро нашел чужой нос, и модная куртка
окрасилась алым. Взвыв на одной ноте, мой противник шлепнулся на
задницу, мигом протрезвев.
Второй удар пришелся в корпус тому, кто стоял левее. Он
попытался увернуться и схватить меня за руку, но не успел. В ответ
даже замахнулся, но хмель помог мне, и парень рассек воздух.
— Ты на кого наехал, чудила?! — взревел правый и зачем-то
отскочил.
Я резко развернулся, чтобы врезать ему по голени, и не заметил,
что первый уже стоял на ногах и вытаскивал из кармана нож.
По ноге я попал и даже успел полюбоваться на прыгающего дурака,
как бок взорвался болью. Я удивленно поднял руку и увидел пафосную
рукоять.
— Ты охренел, что ли? — крикнул я.
Вытаскивать сейчас нож, себе дороже. Так только в кино делают.
Поэтому, стараясь абстрагироваться от боли, щедро отсыпал ударов
тем, кто поближе.
И только потом понял, что нож все это время двигался внутри
меня, разрывая внутренние органы. Резко накатила слабость и я упал,
уже почти ничего не чувствуя. По мне прилетело ещё несколько
ударов, видать кто-то вымещал злобу. Но прекратились они достаточно
быстро.
Последнее, что я услышал перед тем, как меня накрыла темнота,
это звук удаляющихся шагов и тарахтение всё ещё работающего мотора
моего железного коня.
— Олька, прости меня, — сорвалось с моих губ, вот только моим
словам внимал только мокрый асфальт.
***
Первое, что я почувствовал, было блаженное забытьё. Боль
отступила. Не было абсолютно ничего. Видимо так и выглядит
смерть.
Я растворялся в этой тьме, и в нем распадалось моё “я”.
Сопротивляться этому было бесполезно, да и не хотелось. Напоследок
вспомнил лицо сестры, единственного родного мне человека. Вот
только вместо того, чтобы на этом образе раствориться и
окончательно исчезнуть, что-то изменилось.
В сознание ворвались глухие удары, будто было мало тех, что уже
перенесла моя тушка. Кто-то упорно пытался что-то сломать. За
ударами стали различны какие-то крики. Разобрать их не выходило, но
агрессии там было хоть отбавляй. Затем пробудилось обоняние. В нос
ударили запахи сырости, пота, горящего керосина. Это было настолько
неожиданно, что я открыл глаза.