Мне было совсем не до смеха, но я глупо улыбнулся в ответ.
— Ребята, можно мне к вам? — просипел непослушным, словно чужим,
голосом.
— Слышишь, Лёха, с нами хочет. Не пойму, контужен он или
нет?
Рыжий лег на живот и протянул обе руки вниз, мне навстречу.
Одновременно командуя другу:
— Лёха, держи за ноги, я попытаюсь подхватить бедолагу. А то он
тут скоро проголодается и дохлого фрица обглодает, гы-гы.
Держишь?
— Держу, — послышалось сверху сопение. — Вытаскивай! Меньше
болтай, тяни крепче…
Совместными усилиями я вскоре был поднят вверх. Попытался встать
на ноги, но колени предательски подогнулись. Я свалился, тяжело
дыша и кашляя, прямо у ног своих спасителей. Почувствовал, как
чья-то рука ободряюще похлопала по спине. Я сел, отдышался, а потом
все-таки и встал, покачиваясь на нетвердых ногах. Двое спасителей
удивлённо разглядывали мою одежду.
— Глянь-ка, Леха. А одет-то лишенец не по-нашему, — присвистнул
рыжий. — Не иностранный ли шпион, случаем?
Перехватив мой возмущенный взгляд, снова захохотал:
— Да не боись ты, шучу. Шпион бы приоделся как положено, не
привлекая внимания. Да и в воронке посреди поля боя не валялся бы,
гыгы! Но все равно чудной ты, мужик! Я понимаю, пилотка или ремень
слетели, потерялись. Но что это за гимнастерка такая? А на ногах
ботинки ишь какие! Американские чтоль?
Я и впрямь был одет не по «сезону» и не по уставу Советской
Армии сороковых годов. Рыжий протянул руку, пощупал мою джинсовую
куртку:
— Материал на брезент похожий. Кажись, и вправду американский.
Так что, мужик, сам все расскажешь или мы тебя в Особый отдел
сдадим? Откудова будешь, такой нарядный?
Нужно было что-то срочно ответить. Выпалил первое, что пришло в
голову:
— Я не военный! Я гражданский. Отстал от своих, нас тут целая
группа…
— Группа?
— Да.
— Слыхал, Борька? — назвал рыжего по имени тот, которого звали
Лехой. — Человек от группы отбился! Может это те самые беженцы из
Ленинграда. А ты пристал к нему со своими куртками да ботинками. На
вот, водички хлебни, — протянул мне флягу.
— А на этого говоруна не обращай внимания. Много мелет языком,
но товарищ надёжный: я с ним уже третий год, почитай — с самого
начала войны. Он Борька, а меня Алексеем зовут.
Закружилась голова.
— Александр. То есть, Саня, — промямлил я, запинаясь. Пожал
протянутую руку.