Зубаир медленно сунул патроны в карман, достал единственный и
вложил его в окно ствольной коробки.
Не успел он дослать патрон, как увидел за камнями, на той
стороне пропасти, странное капашение пограничников. Что-то
показалось из-за того валуна, где скрывался от него Марджара.
Марджара — радист в отряде Тарика Хана — никогда не нравился
Зубаиру. Пусть и был он отличным профессионалом в технике, но
Молчун считал его откровенно слабым бойцом. Слабым звеном в их
цепи.
А рвётся всегда там, где слабо.
Так вышло и в этот раз, когда Марджара попался шурави. Теперь
Молчуну пришлось, как это бывало много раз до этого, «прибираться»
за радистом. Вот только «мусором» теперь был сам Марджара.
Зубаир знал — Марджара хитер. Он не станет терпеть пыток в
плену. Не станет упираться и выдаст сразу всё, чтобы обезопасить
себя. И тем не менее, Зубаир понимал, почему Тарик Хан взял его с
собой. Слишком талантлив был этот Марджара в своём деле. Талантлив
настолько, что майор согласился идти на риск.
Доля секунды потребовалась Молчуну, чтобы даже с такого
расстояния распознать выглянувшую из-за камня, ссутулившуюся спину
Марджары. Распознать его неверное, неловкое движение, который тот
совершил, должно быть, потому, что за укрытием появился третий
человек — пограничник, взявшийся не пойми откуда. Упускать такой
момент было нельзя. Счёт шёл на секунды.
Молчун быстро вернул затвор на место. Несколько быстрее, чем
привык. Быстро припал к прицелу винтовки. Несколько быстрее, чем
привык. Быстрее, чем привык, навёл метку на цель. А потом
выстрелил. Выстрелил небрежно. Не так, как он привык стрелять.
И всё равно попал.
А потом очень удивился, когда пуля разорвала ткань халата, и из
дыры посыпалась каменная крошка.
— Ай! Сука! — крикнул Мартынов, втягивая набитый камнями кафтан,
который только что прострелила снайперская пуля, за валун.
Я тем временем залёг слева, наблюдая за горами, протянувшимися
через пропасть. Через бинокль, который я взял у Мартынова, увидел,
как между скал мимолётно блеснуло.
Он выдал свою позицию. Как я и ожидал — поторопился.
Снайпер был крайне педантичен. Он вёл огонь почти через равные
промежутки времени. Каждая смена позиции, каждый акт заряжания
винтовки — всё для такого человека было определённым, выверенным
ритуалом, который он очень не любил нарушать.