А я вот понимал — мне не успеть.
Когда груда камней: больших, мелких, разных осколков и пыли
рухнула на мост и окончательно разломала его, оставшийся натянутым
канат лопнул. Я успел вцепиться в него что есть мочи. А потом
полетел, на нем, как на тарзанке, к каменистой стене той
стороны.
Ударился о нее я так, что щелкнули зубы. Но я не отпустил грубой
веревки. Обхватил ее еще и ногами. Глянул вниз.
Камни, вперемешку с досками, все еще летели в пропасть.
Когда откуда-то слева прозвучал знакомый звук выстрела
снайперской винтовки Малчуна, я вскинул голову.
— Лежать! Всем залечь! — орал Гамгадзе сверху и с той стороны
рухнувшей переправы.
Как там залегали пограничники, я не видел. Только слышал все
повторяющиеся выстрелы. Слишком быстро повторяющиеся.
Тогда, невзирая на мешающие автомат и вещмешок, я полез вверх по
веревке. Чтобы добраться до тропы, мне нужно было преодолеть
несколько метров.
Несмотря на звуки выстрелов, я преодолел.
Оказавшись почти на вершине, я закинул одну руку на тропу,
вцепился в какой-то камень. Подтянулся и увидел перед собой… пару
армейских сапог, стоявших на щебне пограничной тропы. Незнакомых
сапог.
Когда я поднял голову, увидел Хусейна. Разведчик стоял надо
мной, держал в руках автомат Мартынова и смотрел на меня своим
холодным взглядом.
Стараясь удержаться на обрыве и нащупать ногами какую-то опору,
я нахмурился. Посмотрел на него волком.
Надим Хусейн по прозвищу Марджара ничего не сказал мне. Вместо
этого он только вскинул автомат.