— Понятно, — растянув собственную
ауру на всю колонну, ответил я.
В ответ пришло чёткое ощущение силы
Руслана Джаббаровича. Он в машине ехал один и, будто понимая, что
от него требуется, на пару мгновений убрал многослойную защиту со
своего транспорта. Это был очень располагающий и смелый поступок,
потому что князь рисковал получить немедленный удар. Врагов вокруг
не было, а я атаковать князя не планировал, но жест оценил. Тут же,
свернув свой дар, вернулся к разговору с Ожеговым.
— Как получилось, что вас вызвали в
столицу, барон? — поинтересовался я. — Анастасия Константиновна
вскользь упоминала, что это благодаря вашему участию в обороне
Твери.
— Именно так, ваша светлость. —
кивнул Виктор. — Дело в том, что мое участие в обороне Твери было
отмечено губернатором. Глава имперской канцелярии лично ознакомился
с разработанным мной планом обороны и решил привлечь меня к одному
из этапов всемирной конференции.
— Понятно, — улыбнулся я. — Меня,
видимо, тоже планируют привлечь к какому-то этапу.
— О, я уверен, что вам предназначена
одна из ведущих ролей на конференции, Ярослав Константинович, —
убеждённо ответил барон. — Честно говоря, я вообще удивлён, что вас
ещё не вызвали на личную встречу к его императорскому
величеству.
— Это было бы излишним, — неохотно
проворчал я.
— Наоборот, ваши действия во время
обороны Тверской аномальной зоны заслуживают огромного поощрения, —
возразил мне собеседник. — И я могу объяснить тот факт, что вы до
сих пор не побывали в Кремле, только статусом рода Разумовских. А
теперь же, когда вы сняли Право Последнего, встреча с императором
только вопрос времени.
— А с кем нам предстоит обсуждать
все распоряжения по поводу конференции? — не желая углубляться в
сложную тему, спросил я. — Анастасия Константиновна ничего не
смогла мне сказать на это.
— Вообще, изначально мы должны были
говорить с главой службы безопасности имперской канцелярии. Дело в
том, что господин Степанов обязан был провести инструктаж для всех
защитников Тверской аномальной зоны и объяснить им правила общения
с иностранными делегациями, рассказать, что можно говорить
иностранцам, а что нельзя.
— Понятно, — максимально нейтрально
произнёс я.
Большие политические игры всегда
требовали очень чёткого соблюдения регламента, но мне претила мысль
о том, что какой-то чиновник будет указывать мне, что можно делать
или говорить, а что нельзя.