–
Он мне не любовник, мама!
– А
кто?
–
Жених.
–
Женихом его могу признать только я.
–
Так признай.
–
Никогда!
–
Успокойся, мама! Давай поговорим, – Ольга указала на кресло. Мария
подумала и присела. Дочь устроилась напротив. – Валериан упреждал,
что ты будешь недовольна его появлением во дворце. Что не простишь
ему разговора, который состоялся у вас в Минске. Ведь он вынудил
тебя поступить вопреки твоему желанию. Монархи такого не
терпят.
«А
он не глуп», – подумала Мария.
– В
ответ я сказала, что у меня умная мать.
–
Спасибо! – съязвила Мария. – Польщена.
–
Это правда. Давай разберемся. Почему тебе не нравится Валериан?
–
Он наглый и беспардонный. Соблазнил мою дочь.
–
Никого он не соблазнял. Это я поощряла его на сближение. Сама дала
понять, что он мне не безразличен.
–
Чем тебя зацепил этот рыжий хам?
–
Умом и добротой, любовью и нежностью. А еще полным отсутствием
подобострастия.
–
Вот это верно. Наглости ему не занимать. Господи, дочка! Вокруг
столько мужчин! Красивых, умных, из хороших семей. А ты выбрала
обнищавшего шляхтича, из всех достоинств у которого только
гонор.
–
Ты не права, мама. Достоинств у Валериана много. Скажу больше:
такой мужчина на Земле один.
– В
тебе говорит чувство, – вздохнула Мария.
–
Не совсем. Сейчас кое-что покажу, – Ольга встала, достала из шкафа
папку и вернулась в кресло. Извлекла из папки листок и протянула
его матери. – Читай!
–
Что это? – спросила Мария, взяв бумагу. – Да еще на немецком.
–
Могу перевести.
–
Сама справлюсь.
Мария впилась глазами в текст. Через минуту удивленно
положила листок на широкий подлокотник.
–
Учился на философском факультете? Он же врач!
–
Это не все, – Ольга протянула ей два листка. – Вот это прошение
Довнар-Подляского о зачислении его вольноопределяющимся в полк. А
это – его письмо ко мне. Читай, я разрешаю.
–
Почерк отличается, – сказала Мария спустя минуту. – Это даже мне
видно.
– Я
показывала эти листки лучшему графологу, перед этим взяв с него
клятву хранить тайну. Его заключение однозначно: писали два разных
человека. Между ними нет ничего общего: ни в характере, ни в
привычках. Между тем оба текста написаны одной рукой.