— Достаточно! — наконец рявкнул Ул`Игтин. Его голос, низкий и
властный, как удар здоровенного гонга, заставил вздрогнуть даже
меня. Он даже не думал хоть как-то повышать тон, но даже без этого
в нем чувствовалась сила, способная сокрушать горы.
Крылья за его спиной слегка напряглись, и в тот же миг в воздухе
сильно запахло озоном, смешавшимся с железным запахом крови.
— Ты, — он кивнул на замершего на полу шии`иру, — закрой свою
гнилую пасть. Твое право вербовки на территории Хинота
заканчивается у порога Ритуальных Зал, и ты знаешь это. Ты перешел
черту. Твои люди мертвы по твоей же глупости, наглости и жадности.
Каждое твое слово сейчас — это лишний повод отправить тебя туда,
откуда не возвращаются, так что молчи. Молчи — и будешь целее.
Толстяк затрясся всем телом, а его лицо в один момент приобрело
землистый оттенок. Он сжался в комок, после чего уткнулся лбом в
окровавленный пол, и начал издавать лишь сдавленные всхлипы.
Ужас, исходивший от Ул`Игтина, был осязаем практически на
физическом уровне. Я даже невольно осознал причину возникновения
скорости бегства охранников. Этот человек был законом в этих
стенах, и за несоблюдение этого закона каждый мог с лёгкостью
заплатить собственной кровью.
Черные глаза Верховного медленно перешли на мою скромную
персону. В них не было ни гнева, ни осуждения, только холодная,
равнодушная оценка. Такой же взгляд имеет кузнец, когда оценивает
кусок металла, прежде чем начать процесс ковки.
— Теперь твоя очередь, — произнес он ровным, но неумолимым
голосом. — Кто ты? Откуда эта злость? И почему ты считаешь, что у
тебя есть право устраивать бойню на МОЕЙ земле?
Я глубоко вдохнул, от чего аромат крови и разлитого в воздухе
страха заполнил легкие. На мгновение у меня перед глазами
промелькнули другие залы, расположенные совсем в другом мире. Там,
где подчиняясь моей воле воздвигались целые горы трупов во имя
меня.
От этих воспоминаний меня передёрнуло, и я в очередной раз
вспомнил добрым словом богиню судьбы, которая неведомым образом
смогла совладать с моей прогнившей душой, и придала ей хоть
какой-то приличный вид.
Старик позади меня предупреждающе кашлянул, переживая, что я не
буду терпеть такого требовательного отношения в свой адрес и
выскажу этому здоровяку всё своё «фи». Он боялся, что моя гордыня,
привыкшая к беспрекословному повиновению, взорвется и здесь.