– Вам повезло. Четверо суток, говорите?
– Да.
– Не вопрос. Деньги вперед. Если задержитесь, доплата по дням.
Мартин передает ей кредитную карту компании «Фэрфакс»[6]. Женщина переводит взгляд с нее на Мартина, сопоставляя одно с другим.
– Вы из «Эйдж»?
– Из «Сидней морнинг геральд».
– Не вопрос, – бормочет она и проводит картой через терминал. – Ладно, милый. Тебе в шестой. Вот ключ. Подожди чуток, сейчас принесу молока. Включи холодильник, как заселишься, и не забывай выключать перед уходом свет и кондиционер. Счета за электричество просто грабительские.
– Спасибо. У вас есть вай-фай?
– Нет.
– Сотовой связи тоже нет?
– Была до выборов, теперь антенна сломалась. Остается надеяться, что к следующим выборам починят. – Ее улыбку иначе как язвительной не назовешь. – У тебя в номере есть городской телефон. Когда я последний раз проверяла, работал. Что-нибудь еще?
– Угу. Название вашего мотеля. Оно странноватое, не находите?
– Сорок лет назад было нормальным. С какой стати мы должны его менять, если какой-то кучке неудачников[7] понравилось, как оно звучит?
* * *
Номер совсем никакой. После статьи Дефо Мартин предвкушал, как поселится в пивной: пиво с местными, поток информации от словоохотливого персонала, бифштексы с овощами у стойки и короткий подъем по лестнице спать. Туалет там, скорее всего, общий, зато у старого здания есть характер, оно полно историй, не сравнить с утилитарной банальностью этой собачьей конуры: флюоресцентная лампа без плафона, провисшая кровать с бурым покрывалом, химический душок освежителя, кряхтящий бар-холодильник и гудящий кондиционер. На прикроватном столике – допотопный телефон и часы. Лучше, чем спать в машине, хотя и ненамного.
Мартин звонит в новостной отдел, сообщает номер мотеля и предупреждает, что сотовой связи в городе нет.
Он раздевается, проходит в ванную, смывает дохлых мух, скопившихся в унитазе, справляет нужду, снова смывает. Затем из крана над раковиной наливает воды в стакан. Та пахнет хлоркой, вкус отдает речной тиной. Не утруждаясь краном с горячей водой, Мартин включает душ и, поморщившись от слабого напора, шагает под струи. Вскоре холод перестает ощущаться. Мартин подносит к лицу разбухшие, сморщенные от воды ладони – как у утопленника. С каких пор собственные руки стали казаться чужими?