Он же не собирается меня отчислить, нет?
Выглядел отец Мэйлин — моей призрачной соседки по комнате —
усталым и мрачным. Чёрные волосы с наметившейся на висках сединой,
холодные светлые глаза с залёгшей под ними чернотой, высокий лоб с
вертикальной морщинкой и подозрительно бледная кожа.
Хоть господин Эверетт и был живым человеком (надеюсь, что так),
его сходство с покойной дочуркой настораживало.
— В этом году у нас оказалось девять переводных адептов вместо
ожидаемых восьми. Поэтому произошла небольшая путаница, и госпожа
Вильда Равен — комендант общежития, по
ошибке заселила вас не в ту комнату.
— Как это… не в ту? — вырвалось у меня.
К комнате номер тринадцать со знаком «минус», которая
располагалась на цокольном этаже смешанного общежития, я,
признаться, уже привыкла. И даже с соседкой поладила, заключив с
ней взаимовыгодное соглашение.
А тут вдруг такая новость!
— Вас переводят в шестой корпус, адептка Эйвери. Будете делить
комнату с госпожой Бушен. Счастливы?
— Не особо.
Я прикрыла рот рукой, но, увы, поздно. Слова уже слетели с губ,
да и выражение моего лица говорило само за себя.
Брови ректора поднялись, разглаживая морщинку на переносице, а
глаза как-то странно сверкнули. Кажется, он был удивлён моим
заявлением. Я, признаться, тоже.
— Хотите сказать, что вам нравится жить с… — господин Эверетт
замолчал, подбирая подходящее слово для своей мёртвой дочери,
вернее, для её призрака.
И что тут подпирать? Привидение оно и в Сером мире
привидение!
— Нравится, — ответила я, не дожидаясь продолжения вопроса.
— И вас не беспокоит ваша…
Очередная пауза меня разозлила. Почему он просто не назовёт свою
дочь по имени? Это так сложно?
А и ладно! Раз он не называет, это сделаю я.
— Мэйлин — хорошая соседка. Мне с ней комфортно.
— А ей с вами? — Ректор откинулся на спинку кресла, разглядывая
меня с гораздо большим интересом, нежели вначале.
— Спросите у неё, — пожала плечами я, мысленно прощаясь с
комнатой, в которой была не только соседка, не доставляющая больше
никаких хлопот, но и собственная ванная.
Увы, но привидение моему отъезду только обрадуется: она опять
станет единственной хозяйкой апартаментов, куда в любое время дня и
ночи сможет зайти её обожаемый поэт, чтобы почитать ей стишки,
принять душ и отдохнуть в тишине — Мэйлин ведь так до сих пор и не
заговорила, хотя я над этим работаю.