– Ладно, ладно, – впервые за этот муторный день я нахожу в себе силы улыбнуться, представив эту картину. – Скоро буду.
– Так-то лучше, малыш, – довольно урчит друг. – А, так ты ж не малыш больше, четвертый десяток разменял сегодня.
– Ну, спасибо за напоминание.
– Всегда пожалуйста, дед, – ржет Саня, и перед тем, как сбросить вызов, лаконично добавляет: – Ждем.
Захлопнув ноутбук, встаю на ноги и беру со спинки кресла пиджак. На хрен Немцова. На хрен стройку. На хрен перспективу попрощаться с миллиардным контрактом. Сегодня надо расслабиться. Праздник как-никак. А завтра снова в бой.
В «Алмазе» в этот поздний час шумно и многолюдно, но Смирнов забронировал ВИП-зал на втором этаже с балконом, выступающим прямо над общим танцполом. И там сейчас тоже полно людей, но все знакомые. С удивлением обвожу взглядом собравшихся – бизнес-партнеры, приятели, давние друзья, которые спешат ко мне с поздравлениями. Я вообще не подозревал, что за моей спиной Саня организовал целый праздник. Не удивительно, что он так переживал за мою явку.
С хлопком вылетает из горлышка бутылки пробка, шампанское льется рекой, звон бокалов, хор голосов. Я делаю первый глоток игристого, ощущая нечто похожее на праздничную эйфорию. Беру слово, чтобы поблагодарить всех за присутствие.
– Нет, а ты что, серьезно, рассчитывал слиться? – скалит зубы Саня, чокаясь со мной бокалами. – Может, что-нибудь покрепче?
– Давай, – соглашаюсь я, наблюдая, как друг тут же останавливает официанта просьбой принести нам виски. – И, спасибо. За сюрприз.
– Да не вопрос, – Смирнов похлопывает меня по плечу. – Ты еще самого главного сюрприза не видел.
– Мне начинать волноваться?
– Не знал, что ты такой сыкун, – прыскает Саня, а потом вдруг смотрит на дорогие часы на запястье. – Пошли вниз к сцене, а то пропустим вишенку.
– Вишенку? – уточняю я, не уверенный, что правильно его расслышал.
– Ага, на торте, – хохочет друг, продвигаясь к сцене. – И помни, Миллер, тебе сегодня все можно.
Что именно подразумевает Саня под этим абстрактным «все» я спросить не успеваю, потому что в зале резко гаснет свет, а ослепляюще яркий луч софита, направленный на сцену, приковывает мое внимание к бархатному театральному занавесу. Оживленная болтовня гостей и звон бокалов мгновенно стихают. Десятки глаз оказываются прикованы к светящемуся кругу, а у меня возникает какое-то поганое предчувствие.