В какой-то момент он притянул меня ближе к себе, и я задохнулась от нахлынувших чувств. От него так приятно пахло. Хвоя и ветер, море и горы, свобода и радость путешествий, другой мир, недоступный женщине. Я невольно подняла голову в попытке рассмотреть и запомнить его лицо, но он по-прежнему смотрел в сторону. Только от места соприкосновения наших рук по телу растекалась горячая волна, а спина уже горела огнем, как будто ее действительно лупили.
Как-то мать устроила мне порку семихвостой плеткой с металлическими кругляшами на конце. Я пролежала потом в постели несколько дней (пока не погнали на следующую экзекуцию), но даже тогда эта боль не была настолько глубинной. Что происходит?
Я разозлилась. Попыталась разорвать контакт, но мужчина не позволил, одновременно сжав руку и талию. Но зато он на меня посмотрел.
— Вы чудесно двигаетесь, леди Кифа, — пробормотал он, чуть склонившись, чтобы сказать это на ухо. — Вас прекрасно воспитали.
— Как и любую в Асцерне.
Мужчина неожиданно рассмеялся. Глубоким, но таким холодным смехом, что я невольно остановилась. Слава Владычице, музыка тоже закончилась.
— Не любую, поверьте мне, — мужчина церемонно поклонился. Когда он выпрямился, я заметила, что на нем нет ничего, что позволило бы вычислить род или хотя бы магическую школу. Ничего, что было бы мне знакомо. Он явно желал сохранить свою личность в тайне. Может, тогда и внешность его иллюзорна? В его синих глазах вспыхнула искра, но тут же погасла. Он хотел что-то сказать, но не успел.
— Кифа?
Леди Орлеана собственной персоной стремилась к нам через всю залу. Ее улыбка была такой хищной, что я невольно отстранилась от мужчины, окончательно разорвав контакт. Он испарился, а мать взяла меня под руку.
— Кифа, Владычица на нашей стороне. Ты просто не представляешь, что я тебе сейчас расскажу.
5. Глава 5
Леди Орлеана увлекла меня подальше от любопытных глаз и ушей, цепко схватив за руку. К счастью, я успела вернуть перчатку, иначе мамаша бы забыла про все свои новости и начала вопить, что я поступаю опрометчиво.
Я лишь взмахнула рукой, прощаясь с Астрой, возможности внимательно осмотреть залу мать мне не дала. Она вся буквально раздувалась от радости или гордости или еще какой-то вязкой субстанции, с которой я не особо была знакома. Хотелось сорвать ее руку с моего предплечья и хорошенько потереть, но я сдержалась.