Старик вздохнул и обернулся, бросив короткий взгляд куда-то наверх. Туда, где мигал красный огонек камеры наблюдения.
– Мне жаль, Грегор. Нас тщательно обыскивают, прежде чем мы проходим сюда. Просто так ничего не пронесешь… Все посторонние предметы запрещены.
– Вы меня боитесь?
– Я – нет. А вот они, – старик кивнул куда-то в сторону входа, – думаю, да. Впрочем, я уже и так сказал лишнего. Мне нечему тебя научить сегодня, раз ты уже все знаешь про иррациональные числа – все наши уроки тоже заранее спланированы. Вот, возьми лучше эту книжку. Может, пригодится в твоих «исследованиях».
Я поглядел через плечо. Профессор Алексеев через прутья решетки протягивал мне книгу. Я осторожно взял ее; глаза пробежали по названию – Ж. Лагранж, «Аналитическая механика».
– Что-то новое. Спасибо.
Дверь отворилась, как пасть морского чудовища, обнажив страшный, темный и длинный коридор. Обычно это происходило в конце всех уроков, но в этот раз профессору даже не дали довести все до конца. Из коридора вынырнули двое, в таких же зеркальных масках, как и «кормильцы». Я быстро приметил, что один чуть прихрамывал, а второй то и дело, судя по звукам, облизывал губы. С моим слухом это было не так уж и сложно.
– Профессор, на выход.
Старика Алексеева зачем-то взяли под руки. Тот и не думал сопротивляться. Я прижал лицо к решетке.
– Пожалуйста, хоть вы не забудьте про часы!
Профессор Алексеев обернулся и посмотрел на меня, кивнув и слегка улыбнувшись. Но за улыбкой спряталось нечто совсем иное – грусть. Что это блестит у него в глазах? Слезы? Куда его уводят? Двери захлопнулись. А я снова остался наедине с книгами, глупыми игрушками и самим собой.
Следующие несколько дней прошли точно так же, как и вся моя жизнь до этого. Почти вся. Я еще хранил в воспоминаниях обрывки детства; водоворот красок и цветов, чувство свободы. В голове всплывали зыбкие, далекие образы леса, реки, вкусных фруктов и моей родни. С тех пор утекло много лет, я повзрослел, и манящие, соблазнительные образы природы остались только в моих снах. Только там, во сне, я мог быть по-настоящему счастлив и снова бродить по берегу реки, наблюдая за игрой водяных брызг и плавными движениями рыб… а после приходило горькое пробуждение, оставляя меня совершенно разбитым. Я, спеша, хватался за калейдоскоп, чтобы хоть где-то увидеть яркие, насыщенные краски – лишь бы только не смотреть на белоснежные стены.