С чего бы вдруг мне могла вспомниться дочь? Как то странно, такое редко бывает и то только в воспоминаниях. Жуть какая-то. Я потёр веки и заметил, как Гриня приблизился к контейнеру. Пришлось выйти на ветер и перетаскивать груз. Просить друга помочь было неудобно, т.к. он только что сам это всё загрузил. Пока я носил муку и сахар, молдаванин выцыганил у торгаша сигарету и подкурил её. Вот жук. Нет, чтоб мне одну попросить. На удивление, быстро прошел процесс разгрузки. Вытряхивая ладони от налипшей муки, я подошёл к этим двум. Гриша протянул мне сигарету. Удивительно, и одновременно приятно, что кто-то о тебе подумал. Подкуривая, стал смотреть, как продавец жадно отсчитывает из толстой пачки красную и зелёную бумажки. «Вот вам тридцать гривен. Как хотите – так и делите, а мне ещё контейнер закрывать». Ну, я понимаю, что товарищ поработал больше чем я, поэтому большая часть суммы принадлежит ему. Он тоже это понял и тут же отдал мне червонец. Хоть и мелочь, но когда стал строить на неё планы – стало приятно. Мы попрощались с Вахой, и ушли, обсуждая планы, на что и как нужно потратить заработанное.
– По-любому надо пожрать купить. Нам сегодня, если даст Бог, ещё перепадёт, а то я сегодня не ел ничего.
– Да, пошли пирожков горячих с мясом возьмём, поедим и согреемся.
Мы пошагали к железной будке, где прямо на улице жарят пирожки. Проходим мимо раскладных столов с одеждой, за которыми цыгане громко предлагают приобретать свитера. Теперь, наконец, виднеется покрашенный в серый цвет железный ларёк. На улице возле него, под зонтом, расположился стол, покрытый светло-синей клеёнкой, на котором стоит фритюрница с вечно кипящим в ней маслом. Рядом пластиковая решётка, на которую из фритюрницы выкладываются жаренные пирожки. Под решёткой подставлен поднос, таким образом, масло, стекающее по решётке с пирогов, оседает на подносе, и потом его можно заново использовать. Народу возле ларька было немного, однако продавщица никак не успевала пожарить достаточное количество пирожков. Народ здесь питался разный: в основном местные торгаши. Перед нами очередь заняли трое: Полноватая старуха, в синем пальто, платке и валенках, она, судя по всему, заказала много, а за ней двое парней. Судя по разговору и внешней схожести – братья. Тот, что постарше – в очках, у младшего, по ходу, со зрением получше. Они что-то обсуждали шёпотом, речь, явно, шла о деньгах. Младший обут в добротные офицерские ботинкииз яловой кожи. Его короткая, видневшаяся из-под кепки стрижка говорит о том, что он бывший, либо нынешний военный. Однако давно не служит, судя по характерной запущенной щетине на лице. «Вам сколько?» – с кавказским акцентом задала нам вопрос продавщица. «Два отдельно» – мгновенно ответил товарищ. Он-то здесь часто питается. «Сейчас сделаю» – сказала добрая армянка, укладывая около пяти пирожков клиентке. Резкими движениями она срывает пакетик, укладывает туда продукцию, и так же резко другой рукой добавляет несколько салфеток. Старуха толстыми короткими пальцами протягивает смятые купюры, готовя вторую руку для пакована.