10. ЧТО ЭТО ЗА ГОРОД ТАКОЙ?
Годжаев помог мне подняться на ноги, отряхнул меня и усадил в кресло. Не знаю, что это вдруг я решил рухнуть на пол? Не от вина же? Я ничего еще не выпил! Наверное, нервы. Тело обмякло, как у Голема, у которого из сердца вынули каббалистическую гексаграмму. Мне было трудно даже приоткрыть глаза.
– Вам нужно взять себя в руки, заняться своим здоровьем! Я говорю это не только потому, что вы давно перестали посещать мой кабинет. Если вам жестко на моей кушетке или мои методы вас не устраивают, я мог бы рекомендовать кого-нибудь из коллег. Поверьте, на вас становится мучительно смотреть! Тяжело наблюдать, как человек сам разрушает себя изнутри. Впрочем, в определенных ситуациях (если не во всех) работа нашей психики носит автономный характер, мало от нас зависящий, и с этими процессами крайне сложно бороться. Вот тут-то, мой друг, и нужна помощь специалиста!
На этот раз слова Годжаева не вызвали обычного раздражения, мне и самому было понятно, что с психикой моей творится что-то неладное. Но меня уже сорвало с катушек, я пошел вразнос, и по большому счету мне было безразлично, что теперь со мной происходит. Ситуация выходила из-под контроля. Наверное, те «автономные процессы психики», о которых говорит докучливый доктор, во мне укоренились, тело продолжало жить лишь механически, по привычке, без какой-либо связи с душой. Годжаев взял меня под ручку, и мы, незаметно для меня самого, пересекли зал, наполненный снующими людьми, и оказались у окна. За тяжелым бархатным занавесом печально выл ветер. Я раздвинул портьеру и с удивлением обнаружил, что за стеклом вьюжит метель. Хлопья снега сыпались на землю, как перья из распотрошенного матраса, они устилали обмерзшую корку тротуара густым слоем. На улице не было ни единой души, разве что духи и призраки из загробного мира. Окна домов чернели, как бесконечные квадраты Малевича, в некоторых из них отсутствовали стекла, и поверить в то, что кто-то в этих домах живет, не представлялось возможным. Что это за город такой? Где я теперь нахожусь?
«Мы – обитатели бреда!» – вспомнил я слова Годжаева, которые оказались недалеки от истины. Сознание, окруженное миром, заваленное грудой предметов: как высвободить тебя? К тебе прилипают эмоции людей, пачкают тебя, не дают свободно двигаться. Заоконная дичь усиливала абсурд и ирреальность мероприятия, происходящего в декадентском салоне. Но во всем этом безумии было и что-то пьянящее. Надеюсь, вино тут ни при чем. Это удивительно, но я начинаю размышлять о времени в сугубо пространственных категориях. Чем осознаннее я живу, тем полнее отпущенное мне время и тем протяженнее то пространство, в котором я в данный момент нахожусь. Эти три категории взаимосвязаны: сознание, время и пространство. Более того, нет никаких сомнений в том, что эти три категории лишь разные проявления единого целого. Если все происходящее – это сон, то появиться он мог только в мозгу человека психически нездорового. Неужели в этом квартале никто не живет? Почему презентация моего романа проводится именно здесь, в этом трущобном, заброшенном месте? И что это за роман? Как он называется? О чем он? Вопросов становилось все больше.