Чуть в стороне стоял ржавый автобус. От него остался один только остов, все самое ценное, что можно было отвинтить и унести, наши пацаны давно уже растащили. Не было ни стекол, ни сидений, ни жестяных листов крыши. Внутри искореженного салона ржавчина поросла мхом, а сквозь дыры в полу тянулась трава. Рядом с автобусом я увидел еще одного своего приятеля, вернее, то, что от него осталось. В побагровевшей траве лежало истыканное чем-то острым, изрезанное тело. Ни один математик не смог бы сосчитать, сколько ранений было нанесено парню. Руки и ноги были переломаны и разлетелись так, что напоминали свастику. Штаны на нем тоже были приспущены, но зад был не белым, а тоже был весь расцарапан, залит кровью и калом. Меня чуть не стошнило. И вырвало бы, но на утреннюю пробежку я выходил обычно не позавтракав. Голова жертвы была расколота кубиком и напоминала глиняный кувшин, отрытый из древнего могильника. Только черепу этому в музеях, понятное дело, не выставляться, этой расколотой башке. К трупу подбежала лохматая псина и принялась было слизывать растекшиеся по земле мозги, но кто-то из отморозков бросил в нее камень. Попал псине в туловище. Та взвизгнула и отбежала в сторону, на безопасное расстояние.
Я снова дернулся, но горбоносый ударил меня ногой по лицу, отчего челюсть едва не отлетела от головы, а изо рта хлынула струя крови. Рот был залеплен лентой, и я чуть было не захлебнулся собственной кровью. Каблук у Зомби был подбит острой подковой.
– Лежи! – тихо произнес он и выбросил в сторону надутую лягушку. – Этого тоже! – скомандовал Зомби, и я понял, что судьба моя решена. Все, это конец.
Ко мне подошел кто-то из бандитов и стал на меня мочиться. Большего унижения в жизни своей я не испытывал. Я ничего не мог сделать, только увертывался от пахучей струи, которую этот гнус норовил направить мне прямо в лицо. Все это очень веселило его приятелей-бандитов. Представляю, как я был жалок в эту минуту, когда извивался, как червь, и елозил по земле, издавая мычащие звуки.
– Этого тоже! Кончай! – повторил Зомби, сдерживая приступы смеха.
Весел он не был, чувствовалось, что сердце его точит какой-то червь и полного удовлетворения от своих зверств горбоносый не получает. Глаза его тоже не смеялись, а как-то болезненно искрились. Зомби смотрел на меня холодным взглядом.