Крылов пожал плечами.
— Если Идолищ не удастся сдержать, боюсь, интересоваться
расписанием поездов они не будут, — усмехнулся он.
Больше с расспросами я к нему не лез. Дела какие-то у человека,
рассказывать не хочет. Его право. Я ведь тоже не распространяюсь,
что еду повидать его сиятельство Ингвара Воронцова, одного из
первейших людей Третьего Рима.
Деньги, перечисленные Крыловым, позволили мне весьма комфортно
путешествовать. Я уже дважды покорил Эверест, в смысле,
вагон-ресторан. Один раз еще по дороге до Тюмени, другой после.
Звал с собой Крылова, но тот вежливо отказался. Понятно, у меня
прибыло, а у него убыло. Предлагать его угостить обедом, как-то не
решился.
После последнего посещения вагона-ресторана, я, с довольным
видом, лежал на полке. Движение поезда практически не ощущалось,
только мерный убаюкивающий звук колес. Я решил, что подремать
сейчас — самое то. Та компашка заносчивых аристократов,
оказывается, тоже направлялась в Новый Уренгой. Сейчас, с другой
стороны вагона, доносился шум и гогот. Благородные люди изволили
расслабиться.
Почему движение в зоне бедствия не ограничили, так как это было
в Курильской губернии? Сначала я не мог этого понять, порыскал по
Сети, почитал информацию.
Дело оказалось в следующем.
В отличие от Японии, в Новом Уренгое эвакуация не объявлялась.
Но не потому, что всем было плевать на судьбу жителей. Просто на
Кюсю, Идолище появился сразу у населенного пункта, а плотность
населения там такая, что не разберешь, где заканчивается один
городок и начинается другой. Здесь же, Идолища второго класса,
объявились где-то в тундре. Там и шатались. Рано или поздно они бы
добрались до города, но к тому времени Ауксилия Воронцова уже
разделается с ними.
В общем, если Идолища не угрожают непосредственно жизням людей,
как это было в Москве и Шибуши, то к ним относятся, как к угрозе
стихийного бедствия. Насторожено, но без паники.
Я почти провалился в дрему, даже отдаленный шум господ
аристократов мне не помешал. Услышал, как Крылов захлопнул книгу,
встал и вышел из купе. Наверное, направился в вагон-ресторан, или
буфет, если у него туго с деньгами.
Из сна меня вырвал женский крик:
— Не надо, ваша милость, что вы делаете?
Это еще что? Я открыл глаза, прислушиваясь, не повторится ли
крик еще раз. Или мне вовсе это приснилось? Но вместо женского
крика я услышал мужской голос: