Кто знает, чем бы всё кончилось. Но на следующий подпольный
съезд анархистов и всех сочувствующих им организаций, отец притащил
несколько ящиков английской пластиковой взрывчатки и, по слухам,
зачитав с трибуны приговор предателям, отправился на небеса или в
иное, подходящее ему место, в компании с почти тысячей пламенных
революционеров.
На этом революционное движение в Российской Империи закончилось.
Не потому, что больше не было желающих, а скорее из-за
опубликованных писем отца во всей ранее поддерживающих
революционеров иностранной прессе. Либеральная прогрессивная
общественность России (и уж тем более Европы) могла закрыть глаза,
на то, что большая часть революционных организаций сотрудничала с
английской разведкой. Но вот то, что сама Анархия, как символ
борьбы с самодержавием находилась под прямым управлением царской
охранки, революционерам простить ни за что не могли.
— Возраст? — спросил самурай клана бывших сёгунов.
— Восемь часов, как исполнилось шестнадцать. — Протягиваю
паспорт с белой хризантемой.
— Оу…, — он уважительно берёт его двумя руками.
Так уж повелось, что в Нью-Токио уважают тех, кто родился в ночь
атаки демонов. Всё началось с того, что чудом выжившая
императорская семья учредила сеть приютов для сирот. Потом, когда в
Токио хлынули потоки денег со всего мира, и каждый спонсор
обзавёлся своим кварталом, содержание приютов в них легло на их
плечи. Император оставил себе только приют, в которых жили его
граждане, ставшими сиротами сразу после рождения. У них был ряд
льгот, которые скоро распространились на всех выживших детей. Но
аристократы выделяли именно выживших в катастрофе младенцев. По
слухам, за их безопасностью следила имперская СБ. С чем это
связано, в народе не знали, но считали, что это хорошее дело.
Я тоже хотел бы верить, что это объясняется нормальными
политическими мотивами, а не тем, что власти просчитали
вероятность, что в момент моей смерти, я сразу реинкарнировал в
первого попавшегося новорождённого. Правда, паранойя говорила иное,
да и я не думал, что император глупее меня. И у него нет своей,
развитой здоровой паранойи, подсказавшей ему, что какой бы низкой
ни была вероятность моей реинкарнации, лучше постараться обеспечить
такому существу счастливое детство, чем потом заново собирать город
по кусочкам.