– Касси, ты полна сюрпризов... – сказал сам себе, обещая, что обязательно разберусь со странными растениями после.
Сейчас же я направился внутрь особняка. Дворецкий, прослуживший здесь верой и правдой почти всю свою жизнь, начиная с семьи опальной тетушки, удивился и отшатнулся, словно увидел приведение, стоило мне войти внутрь.
– Добрый вечер. Хотя, уже, наверное, ночь. Моя жена спит? Или вышивает наволочки, предвкушая нашу встречу?
Язвительные слова сами сорвались с языка. Не хотел... Но видел, как поменялась обстановка в замке. Вместо обшарпанных стен – свежая краска. Вместо разваливающейся лестницы наверх – добротные ступени. А еще интерьер... Здесь стало теплее, уютнее... Дело в новых шторах, картинах или в самой Кассиопее? Я не знал. Но отчего-то злился, желая как можно скорее ее увидеть.
– А... Ваше Величество... – он, немного замешкавшись, склонился в поклоне. – А леди Кассиопея... Она спит...
– Я схожу, удостоверюсь в том, что ее сон безмятежен и легок... – сообщил я, и поспешил к лестнице, пока старый пройдоха-дворецкий не успел меня остановить.
Честное слово, в поместье, которое принадлежало по сути мне и моей супруге, я вдруг почувствовал себя ночным вором. А все почему? Потому что не надо было глупостей делать с самого начала. Не стоило ее отпускать!
– Стойте! Ваше Величество! Она плохо себя чувствует, она... – дворецкий для своих лет весьма резво припустил за мной по лестнице, я же, почти с содроганием услышал звуки за одной из дверью на втором этаже, говорящие о том, что женушка не просто себя плохо чувствует, а, похоже, умирает... Правда, еще не понятно от чего.
Таким стонам позавидовала бы любая распутная девка. А я... А я почувствовал, что в сердце клокочет ярость! Я знал! Я сам ее сюда отправил! Но одно дело знать, а другое дело – слышать.
Наверное, я был любитель острых ощущений. Потому что, не смотря на собственное отвращение и бешенство, не стал дожидаться окончания спектакля, а вышиб заклинанием дверь, которая слетела с петель.
– Доброй ночи, дорогая... Я и не знал, что у тебя такой чарующий прелестный голос... – проворковал так нежно, как только мог и на миг подумал, что вдруг ослеп.
Картина измены была ошеломительной. Никогда не думал, что смогу испытать подобную гамму эмоций, наблюдая грех прелюбодеяния. Ярость? Да. Ревность – несомненно. Зависть? Точно... А еще неподдельное восхищение белоснежным телом, застывшим в весьма фривольной позе... Этими золотыми, словно солнце, волосами... Раскрасневшимися от чужих поцелуев губами и полным ужаса таким живым взглядом, направленным на меня.