— Безделье — истинный враг Империи. Самые большие беды творят
те, кому нечем заняться, — улыбнулся я. Александра машинально
поправила волосы, и кончики её губ дрогнули, но девушка старательно
победила ответную эмоцию. Сурово нахмурилась.
— О чём вы хотели поговорить? — спросил я.
Телефоны моих визави уже были проверены. У Пановой в переписке
ничего не нашлось, кроме того, что у красотки стояли три приложения
для знакомств, и, судя по их заброшенности, она либо нашла себе
суженного, либо окончательно отчаялась. По делу в телефоне ничего
не нашлось. Одна личная жизнь, которую я старался не изучать.
У Хаирова ситуация оказалась обратной. Даже рабочий чат был, где
Шибанов выдавал инструкции подчинённым копать на меня всё, что
можно только накопать. Доказательства, даже косвенные, комиссар
требовал немедленно. Средства для их добычи позволялось
использовать любые. Слово было написано жирным шрифтом,
большими красными буквами.
Правда, переписки в этом чате закончились позавчера. Что же
такое случилось, м? Перестали поступать инструкции от Игнатьева?
Интересно, почему.
Хаиров открыл папку и выложил передо мной четыре фотографии.
Лица незнакомые, и очень разные. У одного точно были благородные
черты и волевой подбородок. Второй мужчина вообще косой, третий
молодой, лопоухий и пучеглазый, и последний уже хорошо в
возрасте.
— Вам знакомы эти люди? — спросил младший сержант.
— Нет. Полагаю, это взятые Скверной конюхи. И мастер Зубров.
Верно? — жалко людей, конечно. Но Скверна любит слабых.
— Верно. Вы уверены, что никогда прежде с ними не встречались? —
он наблюдал за моей реакцией с надеждой.
— Уверен. Это был мой первый визит на конюшню. Снимете слепки с
выживших, узнаете правду.
— Не учите нас вести следствие, — рыкнул Хаиров. Он явно не
хочет умереть от старости в постели. так разговаривать с
людьми.
Панова бросила на соратника странный взгляд:
— Тимур, постарайтесь быть сдержаннее. Господин Баженов идёт к
нам навстречу, согласившись ответить на вопросы. Давайте будем
уважительнее.
Хаиров стиснул челюсти, поиграл желваками, а затем резко
сказал:
— Хорошо! Где вы были в ночь с двадцать второго на двадцать
третье июня?
Я на пару секунд завис, пытаясь отмотать календарь до этих
чисел. И это оказалось непросто. Событий-то валом прошло. Сейчас
первое июля, ведь так? Хм… Кажется, история была после того, как
Фурсов передал бумаги.