Но нет.
На самом деле это горько. И утомительно. Я устала гадать, предполагать, бояться и вздрагивать от каждого намека на нечто чуждое, прибывающее извне в нашу семейную систему.
Но это же мужик! Как это я забыла? Лучшая защита что?
Именно оно:
- Ну, ты, моя снежная девочка, тоже не обо всём рискнула рассказать…
- Да?
- Да, любимая! Например, про Никиту?
О, понеслось. Вопрос из другой оперы, но кого это волнует?
Руслан вскочил и внезапно завопил:
- Мать, это что ещё за хрен? Ты в своем уме?
А я завалилась в апатию.
Тема Никиты острая, режет до крови даже в виде мыслей, да и вечер у нас какой-то уж больно насыщенный эмоциями вышел. Не справляется организм, и Рита впадает в анабиоз. Лягушка спасается, как может от злых принцев, что не желают ее расколдовать, а хотят, похоже, лапок в соусе на ужин.
- Вот, видимо, выжила из него на старости лет…
- Милая, не пугай Руса по пустякам. У него ещё будет повод испугаться в жизни, – как в воду глядел Влад.
- Никита – сын Лидочки, – поясняю я для недогадливого сына. – Твой гипотетический брат.
Рус удивленно таращится на меня:
- И что?
- Твоя мать в ужасе, как и в каких условиях растёт ребёнок, – продолжает Влад, видя, что я тихо отъезжаю в сон у него на плече.
- Но нам-то, что от этого? – сыночка чует подвох и уже насторожился.
А я вспоминаю, как неделю назад поехала с Моисеем Вульфовичем на «малую родину» бывшей секретарши и любовницы моего мужа по совместительству.
Да, место дальнее, мутное, гиблое, страшное. Понять, почему Лида была готова любыми способами оттуда свалить – нетрудно. Трудно поверить своим глазам, что можно жить практически в свинарнике, воровать, бухать беспробудно, а собственного племянника считать за уличную собаку: гуляй, где хочешь, ешь, что найдешь, мойся по желанию, спи, где получится. И главное – под ноги не попадайся.
Ужас, боль и ярость внутри клокотали так сильно, что дядя Миша впихнул меня в руки своему водителю и велел ни в коем случае во двор и в дом не пускать.
Спасибо ему. Да.
К этой мысли я пришла не сразу.
Сначала кровавая пелена застилала глаза. Но прооравшись в лесу на обратном пути, а после прорыдав ночь в мужнино плечо, я поняла, что Моисей Вульфович был прав.
Единственные связные слова, что услышал от меня тогда Влад, были:
- Это нельзя так оставить... ужасно… несправедливо. Никто не заслуживает такой жизни. А ребенок? Он не просил о рождении, его появление – выбор взрослых. Почему он должен страдать?