как бы и не существуют.
Представление же масштабов духовной катастрофы февраля 1917 года в сознании народа (с ослаблением веры) – к концу XX столетия – уменьшилось многократно.
«Легенды» и «мифы» о «белых и красных», о «Великой Октябрьской революции» почти начисто стёрли из памяти общества первопричину всех народных бед и страданий.
Поэтому повторим:
«Однако и сейчас, спустя сто лет после февраля 1917 года, есть определённые сомнения в том, что гражданское общество, представляющее Россию, задумалось…»
Особенно ярко духовную катастрофу февраля 1917 года ощутил и описал в своих талантливых работах И.Л. Солоневич (1891–1954 гг.), работы которого появились в России в начале 1990-х гг.
И то, что этот талантливый журналист и православный монархист – писатель Иван Лукьянович Солоневич
– в среде европейской «белой» эмиграции не находил общего языка с бывшими руководителями «белой гвардии» и был вынужден эмигрировать из Европы – сначала в Аргентину, а, затем в Уругвай, говорит о том, что большинство из интеллектуального слоя руководителей «белой гвардии» было далеко от мыслей о восстановлении монархии в России.
Таким образом, несмотря на то, что в «белом» движении находилось большое количество людей православного вероисповедания, (однако):
– присутствие в его руководстве подавляющего большинства персоналий, непосредственно причастных к отстранению государя Николая II от власти;
– декларация руководителями «белого» движения – «непредрешенчества» – в качестве достижения конечных целей этого движения (т. е. откладывание формулировки и объявления конечной цели «белого движения» – до «победы»);
– определённая зависимость их руководителей («белого» движения) от западных кураторов
…как бы заранее обрекали это движение на поражение…. что и произошло на излёте 1920–1922 гг. Победили: «фабрики – рабочим!», «земля – крестьянам!».
По примеру Французской революции 1789 года некоторые историки называют февральскую революцию в России русской; но, учитывая вышесказанное о «красных» и «белых», далеко отстоящих от Православия или отошедших от него, такая «словесная (вербальная) конструкция» не несёт в себе познавательного позитива, а только лишь порождает «облако» когнитивного диссонанса (дезавуируется постулат: «русский – значит православный»).
Поэтому, как ни крути, назвать эту революцию «русской» ни язык, ни рука – не поворачивается. И, одновременно, обозначить силы, участвующие в гражданской войне после революции 1917 года, не получается, иначе как: «Красные, белые и… русские»; где из массы «русского» народонаселения, в большинстве своём, представлена часть православных людей, участвовавших в этой войне на стороне «белых» и на стороне «красных» (гораздо меньше их было у «красных»). На стороне «белых»,