Я прикинул маршрут. До села мы не
дошли примерно три-три с половиной версты — свернули на развилке в
сторону пасеки. И примерно около версты шли к ней. То есть, от дома
Будуты до Дольничей было не больше четырёх с половиной вёрст — то
есть шесть-семь привычных мне километров. Действительно, можно было
управиться довольно быстро. Три часа на дорогу туда-обратно, да там
час-полтора.
А ещё я вспомнил, как сильно опять
натёр ноги, и подумал, что вполне можно попытаться купить в деревне
лошадей. Я не представлял, сколько они стоят, но у нас изначально
было двести печатей, потом сто пятьдесят нам дала Велимира,
потратили мы немного — возможно, на двух лошадей могло хватить и на
продукты и одежду остаться. Мало ли. Очень уж не хотелось опять
шагать несколько дней. Трекинговых ботинок в этом мире ещё не
изобрели — ноги были в кровавых мозолях, и это была не
метафора.
Вспомнив про стёртые ноги, я спросил
у Вупны, нет ли у неё зелья из сока светолиста? Решил на всякий
случай взять про запас побольше. Хозяйка пообещала к моему
возвращению из Дольничей приготовить. Я вручил ей ещё пять печатей
и пообещал дать намного больше, когда поставит брата Смыка на ноги
и приготовит зелье, после чего мы с Ясной покинули гостеприимный
дом пасечника.
Шли почти всю дорогу молча, каждый
думал о своём. Я — о том, что же мне делать с пацаном-то в итоге?
То, что не к деду его вести, я уже понял. Но всё ещё сомневался,
стоит ли его тащить в Велиград. Но если не туда, то куда? Ответа на
этот вопрос у меня не было. И я ещё раз подумал, что идея сначала
отвести Ясну к дяде, была правильной. Отведу пока, а там, глядишь,
и придумаю, что с Добраном делать.
Дольничи оказались довольно большим
селом — почти как маленький городок, только дома в основном
одноэтажные. Мы быстро нашли рынок, к нашей радости, торговля там
была в разгаре. Мы купили мне и Добрану вещи, и я тут же
переоделся. Затем запаслись провизией и пошли искать лошадей — Ясна
мою идею ехать в Грозовец верхом поддержала.
К нашему разочарованию на весь рынок
был только один продавец лошадей — высокий, полный мужик с
проплешинами и исключительно наглым лицом. Назвался он Свирятой и
вёл себя соответствующе лицу — был дерзок и хамоват.
— Верховая — триста пятьдесят
печатей, упряжная — двести, — заявил нам Свирята, после чего
посмотрел на нас, как на полных нищебродов и добавил: — Могу двух
за триста отдать, но они уже старенькие. Потянут телегу, но не
быстро.