Меня все обманывали? Вообще все?
От шока распахиваю глаза. В них такая искренняя боль, что Илья стискивает зубы.
– Пожалуйста, мне самому не по себе. Но соберите вещи, Ева Николаевна. Глеб просил вас отвезти.
– Он придет?
– Нет.
Еще один удар. Отворачиваюсь – не хочу смотреть на лжеца. А они все здесь такие. Секретарша тоже должна была знать про любовницу, у нее график Глеба. И близкие друзья, скорее всего.
Пока я тут подыхала от боли, верила в мужа, все знали, что за моей спиной он встречается с другой.
– Ева Николаевна… – бормочет Попов вслед, когда я стремительно ухожу по коридору.
Не хочу, чтобы он видел, как я давлюсь слезами.
Через спальню попадаю в гардеробную и озираюсь. Здесь все куплено Глебом. Будь выбор, я бы бросила эти шмотки, но все это время я не работала и ничего своего у меня нет.
Забираю несколько смен одежды, швыряю на кровать. Дыхание тяжелое, я прижимаю запястье к переносице, пытаясь взять над собой контроль. Только бы не разреветься, не устроить истерику на глазах у Попова!
Не хочу, чтобы они видели, как мне больно.
Как Глеб меня уничтожил.
Это приводит в чувство. Глубоко вдыхаю, задерживаю дыхание.
Спокойно, Ева…
Что ж, если он хочет, чтобы я ушла – уйду. Пусть будет счастлив, предатель. Он меня раздавил, но я не стану за него цепляться.
Окидываю пространство взглядом.
Кроме вещей Глеба здесь есть те, что я привезла из моей жизни флориста: мой ежедневник, фото из детства, и еще… шкатулка, которую я подарила Глебу.
Ее сделал мой дед для своего сына – моего отца.
Их давно нет. Ее я подарила Глебу, когда решила, что обрела с ним семью. Он хранил в ней мелочи. И я не хочу оставлять ее предателю.
Стремительно иду через квартиру в кабинет.
Дверь открыта, Глеб даже сейф от меня не запирал. Я всегда считала это признаком доверия… Но, кажется, на самом деле мой муж считал меня настолько доверчивой и наивной дурочкой, что не считал способной лазить по его вещам.
Он меня не опасался. Не брал в расчет.
Я даже переписку не читала.
Не проверяла телефон. Доверяла ему слепо и полностью, как доверяют дети.
Шкатулка стоит на его роскошном столе, задвинутая за папки. Он редко ею пользовался. Она была небольшой, из красного дерева – это была дорогая и изящная вещь.
Открываю ее. На бордовом бархате старые запонки, печать, еще что-то – не смотрю. Вытряхиваю на стол. Нижний ящичек запирался на ключ. Где он, не помню. Наверное, у Глеба. Трясу шкатулку – нет, ничего там нет.