Туфли старые, из сундука мачехиной компаньонки. Платье – оттуда же, если честно. Компаньонок мачеха подбирала не только немолодых и непривлекательных, но еще и отвратно одетых. А если считала недостаточно бесцветными, исправляла ситуацию по мере сил. С энтузиазмом тех самых монашек — из голодающего монастыря.
Ну, или их отнюдь не голодающей настоятельницы. Искренне считающей, что других нужно умерщвлять очень активно. А вот себя любимую — вовсе даже излишне.
Такие монастыри я видела...
Жаль, нельзя еще золы в волосы набить — для полноты образа. Но настолько переигрывать всё же не стоит.
Всё, я готова.
Можно идти. Дряхлые, тяжелые туфли разношены, но достаточно жмут, чтобы испортить мне походку. Даже без особых усилий.
Это фигура у меня прилично тоньше компаньонкиной. А вот размер ноги – больше. Сейчас, во всяком случае.
Всё, в замке похоронно скрипнул ключ. А тяжелые шаги я расслышала и раньше. За мной пришли.
Стражу я не знаю: все новые. В окно я правда следила... должна же понять, как кто движется. Насколько ловко, насколько быстро.
Они даже раз тренировались у меня на виду.
Слабаками не выглядят. На страже всё же мой враг решил не экономить. Проще на еде для пленниц. Ну и на всём прочем – для них же.
Знакомые (только малость подободранные) коридоры родного особняка я пережила спокойно. А вот бывший папин кабинет — нет. Только не сорванные со стен охотничьи трофеи - медвежьи и львиные шкуры. И не уже вынесенное куда-то мое темно-малахитовое бархатное кресло. Оно-то чем помешало? Не новое ведь. Тоже планируется загнать подороже? Или уволочь в самое дальнее поместье, там запереть вместе с прочей мебелью... и пусть его жрет голодная моль. Кроме нее, добычу нового хозяина не увидит никто.
Такие всё предпочитают сгноить.
Ну и у каждого свои трофеи. У папы - охотничья добыча. У этого - чужие потертые кресла.
Правда, папино он оставил. На прежнем месте - у камина. И в нем с удобством расположился сам. Нога за ногу.
Не затем ли вынесли мое, чтобы мне точно пришлось стоять? Потупив взгляд, разумеется?
А то еще взгляну на собеседника сверху вниз. Правда, такое ему светит, даже если он встанет. Или я тоже присяду.
Забавно, что сам он - вроде тощий, аж усохший, а брюхо есть. Совсем, что ли, не двигается?
Кстати, запах уютно трещащих дров - тоже иной. Такие горят в приютах и бедных домах. Дымящее гнилье. Когда нет ничего другого.