— Вас не смущает, что эта квартира раньше принадлежала Николаю
Анисимовичу Щелокову?
— Очень смущает, — често признался я. Радости от скорого
новоселья заметно поубавилось.
— Понимаю… Но наше дело исполнять распоряжения, — Смиртюков
положил передо мной ордер на квартиру. — Ремонт там уже сделали,
мебель частично заменили. Посоветуйтесь со своей женой. В принципе,
если будет желание вашей супруги, мебель можем заменить полностью.
Тем более, у вас маленькие дети, им обстановка другая нужна. Я уже
распорядился, чтобы детские комнаты подготовили, но вы сами
посмотрите, может быть не понравится.
Смиртюков положил передо мной связку ключей.
— Здесь от квартиры, от сейфа, от некоторых шкафов. Личные вещи
покойных Щелоковых уже передали наследникам. Так что можете
вступать во владения. Но вы же знаете, что за мебель и другие вещи
придется потом отчитаться?
Я это знал. Дело было в том, что вся мебель, все вещи в квартире
— посуда, ложки-вилки, ковры — да все, кроме личных вещей, являлось
государственной собственностью. Если житель номенклатурной квартиры
терял свою должность, то он должен был сдать все, что получил
вместе с квартирой, по описи. Стоимость испорченных или потерянных
вещей высчитывалась из зарплаты. С дачами была такая же история.
Дачи у работников аппарата были только государственные — даже те
шесть соток, которыми владели простые советские граждане, были
недоступны для людей, работавших во власти.
В моей прошлой реальности, после развала Союза, был такой
некрасивый случай:
Бывший первый секретарь Московского горкома КПСС Гришин Виктор
Васильевич после того, как он передал должность Борису Николаевичу
Ельцину, был выселен из служебной квартиры в комнату в коммуналке.
В центре Москвы, конечно, но все-таки с соседями и общей кухней.
Пенсию он получил по тем временам хорошую, триста пятьдесят рублей.
Но начавшаяся инфляция в девяносто втором году практически съела
все накопления. Он умер в здании районного отдела соцобеспечения,
куда пришел переоформлять пенсию. Ходили слухи, что когда к нему
пришли домой, в его комнате царила удручающая нищета. Кровать с
панцирной сеткой, диванчик — продавленный, старый, древний шкаф,
стол и стул. Вещей было немного, в основном строгие костюмы, в
одном из которых его и похоронили.