— Вы чудесно выглядите, — ответил я.
Затем кивнул знакомому охраннику, и мы с Анной Владимировной
мимо крыльца пошли в сад.
— Так статуя работы Померанцева и в самом деле стоит у нас в
саду? — удивился я.
— Конечно, — кивнула Гораздова. — А вы подумали, что я шучу?
— Знаете, я только что был в гостях у князя Горчакова. У него
тоже есть работа Померанцева. Так вот Горчаков держит свою статую в
специальном зале, под надежной охраной, а у нас скульптура просто
стоит на улице, под дождем, под снегом. Мне кажется, это может ей
повредить.
— Я тоже так думаю, — рассмеялась Гораздова. — Но вы же знаете
своего батюшку. Если он решил, что скульптура должна стоять в саду,
значит именно там она и будет стоять.
— Да, я хорошо знаю своего отца, — согласился я. — Спорить с ним
трудно, а самое главное — абсолютно бессмысленно.
— Впрочем, в саду эта скульптура очень уместна, — сказала Анна
Владимировна. — Неужели вы её не помните?
— Не помню, — удивленно подтвердил я. — Возможно, отец приобрел
ее как в то время, когда я уже учился в магическом лицее. Кстати,
вы не могли бы его об этом спросить?
— Непременно спрошу, — пообещала Анна Владимировна.
Мы свернули на одну из боковых дорожек, по обеим сторонам
которой росли пышные кусты сирени. Сирень давно отцвела, и теперь
радовала глаз только сочной зеленью листьев.
— А вот и скульптура, — сказала Гораздова. — Прошу, Александр
Васильевич, любуйтесь.
Эта статуя была еще удивительнее той, которую я видел у князя
Горчакова. Скульптура в нашем саду изображала садовника. Да-да,
обычного садовника, в широкополой шляпе и с граблями в руках.
Эта скульптура очень напоминала садовника Люцерна, и я поймал
себя на том, что внимательно разглядываю черты лица статуи.
Впрочем, толку от этого было мало.
Дело в том, что лицо садовника Люцерна всегда скрывалось в тени
широких полей его шляпы. Единственное, что могли видеть другие
люди, — это редкий желтый блеск его глаз.
Скульптура садовника, которую изготовил Померанцев, выглядела
абсолютно живой. Казалось, будто садовник только что сгребал с
дорожки опавшие листья и просто остановился на минутку, чтобы
передохнуть.
— Надо же! — сказал я. — Изумительно.
— Вы правы, Александр Васильевич, — согласилась Гораздова. — Мне
эта скульптура тоже всегда кажется живой. Она очень хорошо подходит
саду. Я часто прихожу, чтобы полюбоваться на неё.