— Именно так и есть, — словно догадавшись, о чём думает дочь,
сказала мама и достала из сумочки длинный чёрный ключ. Повернув
ключ в замке, мама открыла его, вытащила из проушины и толкнула
дверь, которая легко открылась внутрь.
Анна Александровна сделала приглашающий жест рукой, приглашая
входить. Люда, осторожно ступая каблучками по каменному полу, вошла
внутрь и осмотрелась: здесь действительно было оригинально. На
высоких сводчатых потолках на цепях висели конусообразные
светильники с большими тарелками.
Стены тоже были кирпичные, как и фасад, но при этом идеально
выложенные, что говорило об искусственной отделке лофта. На стенах
нарисованы какие-то странные изображения в виде непонятных
символов, латинских букв и цифр, непонятно что обозначающих и не
имеющих смысла. Кое где они напоминали пентаграммы, которые
используют оккультисты. Посреди правой стены было громадное
изображение глаза с синей радужкой и надпись готическим шрифтом, но
по-русски: «Я твой!» Эта часть стены походила на граффити, которые
оставляют хулиганы где попало: на домах, вагонах электричек, и
трансформаторных будках.
— Что это такое? — с удивлением спросила Люда, показывая на
непонятные письмена и глаз на стене. Странное чувство... Ей
показалось, что глаз, мастерски нарисованный, постоянно смотрит на
неё. Сначала это вызвало какое-то беспокойство, но потом чувство
неловкости быстро прошло. «Неужели Анька умеет так рисовать? Умеет.
И ты это знаешь», — спросила про себя и сама себе ответила Люда,
вспоминая картины мамы, лежащие дома на мольберте.
— А ты думаешь, я знаю? — рассмеялась мама. — Милая, это то, что
приходит по наитию в самый неподходящий момент. Я рисую эти
каляки-маляки, а потом думаю, что же они могут означать, потом
представляю и создаю целые миры. Ты знаешь, это реально работает. Я
могу через некоторое время сообразить, что они могут значить.
Глаз... Я зову его Смотрящий бог. Он не злой, а только очень
требовательный.
Люда пожала плечами и продолжила осмотр маминой студии. На
противоположной от входа стене, метрах в двадцати виднелись три
арочных окна, через которые было видно дальнюю Москву. Свет через
них падал так, что казалось, сейчас уже поздний вечер, хотя на
самом деле это было не так, похоже на то, что окна были затемнённые
или даже хамелеоны. Стекло создавало атмосферу позднего вечера и
вызывало какое-то щемящее чувство печали.