М-м-м…
Меня взрывает ощущениями. Вкусная девочка. Невероятная…
Мягко касаюсь языка своим, глажу, выманивая наружу, хочу его всосать, но не успеваю насладиться, как мой ошпаривает дикой болью.
— М-м!… — мычу я, безжалостно сгребая в горсть её волосы.
Оба возмущённо шипим, отпуская друг друга.
Сучка мелкая! Цапнула так, что аж в глазах заискрило.
— Сумасшедшая?
Отстранившись, сверлю её вопросительным взглядом. От похоти трясёт. Адреналина в крови ещё больше становится.
Ива, с горящими гневом глазами, судорожно выдыхает и делает шаг назад, скрещивая на груди предплечья.
Ладно, Макс. Тормози. Иначе придётся ещё что-нибудь зашивать…
Один неверный шаг, и эта напуганная лань воткнет иглу куда не надо!
Бешеная.
— Максим Андреевич, если хотите, чтобы я нормально заштопала вашу бровь, уберите от меня свои наглые руки! — в сердцах выпаливает девчонка, сжимая пальчиками иглу настолько сильно, что тонкие костяшки издают хруст. — А также язык и.. и ваш член! Не нужно в меня его запихивать!
— Кого? — возмущаюсь я по поводу необоснованной претензии. — Я ещё ничего не пихал! — отбив её гневную тираду, поправляю через брюки несвоевременный стояк. Ива непроизвольно отслеживает движение моей кисти и густо краснеет. Оба с трудом переводим дыхание.
— Я… им-м-ела в виду язык… — уточняет, стыдливо отворачивая лицо в сторону.
— Обезболить никак нельзя? — повторяю вопрос.
Смотрю на неё исподлобья.
То, как она застенчиво краснеет, умиляет до чертиков.
Сука…
Где Илья её откопал?
— Лекарственных препаратов нет, — бурчит она. — Только шовный материал. Можете вызвать неотложку. Вам сделают все как надо, а мне, пожалуй, пора.
— Стой! — останавливаю её командным тоном. — Я тебя никуда не отпускал. Сколько швов на рану нужно наложить?
— В вашем случае один, — говорит, пялясь в одну точку. Замечаю, как руки Ивы начинают трястись ещё больше.
Ну, пиздец, Макс.
Поздравляю! Ты либо мазохист, либо самоубийца.
Никогда бы не подумал, что мне придется пожертвовать собой ради одного перепиха.
Это какой-то сюр…
— Приступай, — даю ей отмашку. — Один шов я как-нибудь переживу. Если надумаешь сделать второй — пеняй на себя!
— Максим Андреевич, я уже не смогу вам помочь, — шелестит она, опуская виновато взгляд. — Простите.
— Это почему же?
— Вы не видите в каком я состоянии? — шумно сглатывает.