Положение буксиров отмечали разноцветные булавки, красный флажок обозначал «Золотой авантюрист». До него оставалось так мало, а «Ла-Муэт» отставала так ненамного, что один из молодых офицеров не выдержал:
– Если мы повернем за плотом, то чертову лягушатнику лайнер достанется на блюдечке.
Его слова прорвали тишину, и мостик опять наполнился сдержанным роптанием. Ник и головы не поднял. Он просто стоял, склонившись над картой, и упирался в стол стиснутыми добела кулаками. Кругом перешептывались:
– Да они, поди, там давно перемерзли. И что, все бросать ради жмуриков?
– Мы ведь даже не знаем, сколько до них. Эти радиомаяки бьют на сотню миль.
– Французишкам и напрягаться-то не надо…
– Можно подобрать их на обратном пути, когда зацепим «Золотой авантюрист»…
Ник медленно выпрямился и вынул изо рта сигару. Взглянув на Дэвида, замершего в другом конце мостика, проговорил ровным голосом, не меняя выражения лица:
– Старший помощник, растолкуйте, пожалуйста, своим подчиненным, что такое морской закон.
Дэвид помолчал секунду, а потом негромко сказал:
– Спасение людей на море является наивысшим приоритетом.
– Отлично, мистер Аллен, – кивнул Ник. – Переложить руль восемьдесят лево и держать курс на радиомаяк.
Ник повернулся и направился в свою каюту. Оказавшись в одиночестве, он перестал сдерживаться и с размаху врезал кулаком в деревянную обшивку возле стола.
На мостике все замерли, и на целых полминуты воцарилось молчание. Третий помощник попытался слабо возразить:
– Но мы ведь почти рядом!
Дэвид встряхнулся и раздраженно приказал рулевому:
– Курс сорок пять по магнитному компасу.
Пока «Колдун» поворачивал, Дэвид швырнул стопку одежды на штурманский стол и подошел к Трогу.
– Есть поправки?
– Доверни до пятидесяти, – ответил радист и насмешливо фыркнул. – Сначала называешь его хладнокровным ублюдком, а когда он ответил на сигнал бедствия, начинаешь скулить.
Дэвид Аллен промолчал. «Колдун» вошел в туман, с каждым оборотом огромных гребных винтов удаляясь от поджидавшего их приза. «Ла-Муэт» споро преодолевала то небольшое расстояние, которое осталось до мыса Тревоги. Француз словно насмехался над ними, не скрывая своего ликования, сквозившего в радиограммах, и яростно торгуясь с лондонскими владельцами лайнера.
Туман был настолько плотным, что, казалось, его можно резать кусками, словно сыр. Даже высокий нос «Колдуна» не проглядывал с мостика, и Нику приходилось вести судно вдоль нависающего льда как бы на ощупь, пробираясь подобно слепцу в незнакомой комнате.