– Моя обязанность? Как насчёт ваших обязанностей, как заведующего отделением? Почему вы орёте на меня вместо того, чтобы пойти и наорать на Веру?
Мы стоим друг напротив друга, как два борца на ринге – ни один не сдвинется ни на дюйм, не уступит на сантиметра.
Но события последних дней – вчерашние переживания из-за Дарси, странности в поведении начальника, моё неоднозначное к нему отношение, стресс последних часов, – приводят к тому, что у меня не получается справиться с собой. Нервы сдают, начинает щипать в носу, и я понимаю, что сейчас разревусь.
Нет! Не увидит он моих слёз! Сильно прикусываю щёку, так что во рту даже появляется металлический вкус крови, сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони – боль отрезвляет и даёт мне несколько мгновений, чтобы закончить разговор, не сорвавшись в истерику.
– Я могу идти, Никита Сергеевич? – говорю и сама поражаюсь, как тускло и безэмоционально звучит мой голос.
– Идите! – рявкает напоследок мужчина.
– Знаете, Никита Сергеевич, я, пожалуй, возьму свои слова обратно, – теперь в голосе уже слышны подступающие слёзы, и я вижу, как Добрынин вдруг дёргается в мою сторону, но тут же останавливается, приподнимает одну бровь в непонимании. Смотрю на него и, наконец, договариваю:
– Вы и правда чудовище.
Выйдя из кабинета, сразу замечаю сочувственный взгляд, который бросает на меня Надежда, сидящая на сестринском посту. Веры поблизости не видно.
– Аннушка…
– Нет, Надь, не сейчас, хорошо? – я уже шепчу, еле сдерживаясь.
– Иди ко мне, вот, возьми ключи, – Надя без слов понимает, что мне нужно остаться одной.
Киваю и быстро прохожу в закуток – ответвление одного из коридоров, в котором располагается крошечный кабинет старшей медсестры. Отпираю дверь, затем закрываю её за собой, утыкаюсь носом в рукав халата, и из глаз, как прорвав плотину, наконец капают первые слёзы.
Я вообще-то не слезлива, поэтому долго водоразлив не продолжается. Но и закончив всхлипывать, продолжаю сидеть в кабинете, тупо пялясь в стену напротив. Опустошение накатило такое, что нет сил подниматься и что-то делать.
Закрываю глаза, утыкаюсь затылком в дверцу шкафа за спиной – мысли в голове ворочаются медленно, как огромные булыжники, и такие же тяжёлые. С одной стороны, зав отделением прав. Я отвечаю за здоровье своих пациентов. Но дело не в этой его правоте, а в том, как он со мной разговаривал. Опять.