Даниил резко встал. Пол угрожающе качнулся под ногами. Что-то
штормит… Но ничего! Его в Новороссийске две недели учили, как
держаться в случае качки! Ноги пошире! Двигаемся, перенося вес…
- Запишите на мой счёт, - велел он подскочившей официантке,
решительно отстраняя ее рукой. После Стрешневой она почему-то
вызывала только раздражение.
- Дерьмо - ваш виски, - констатировал в адрес сомелье. - Если
это - “Мэйкерс Марк”, то я - Марк Аврелий, а также Плиний Старший!
И не предлагайте мне больше этот столик, не понравился вид из окна,
- буркнул он улыбающейся администраторше на выходе из
ресторана.
Не обращая внимание на щебетание местных бабочек, Мирский хмуро
доплёлся до номера и с размаху рухнул на шикарный шестиместный
сексодром. Мало знать себе цену. Надо ещё пользоваться спросом. Эта
оформленная мысль последней посетила его голову перед тем, как он
провалился в сон.
***
…Пребывая в прекрасном настроении, граф уверенным шагом
направлялся к месту, указанному княжной в сокровенной записке.
Восторг. Упоение. Предвкушение интриги будоражило кровь и кружило
голову. На языке крутились слова бессмертного Оноре де Бальзака:
“L’amour est la poésie des sens” – “Любовь - это поэзия
чувств”.
Он шёл на звук прибоя, слышал в нем овации зрительного зала,
видел себя главным героем пьесы. Свидание представлялось ему
театром, где место, время, обстановка складываются в мозаику
многозначительных декораций, а взгляды, касания и слова пронизаны
трепетным мистическим напряжением.
Аккуратно подстриженные кусты терновника царапали английское
сукно кителя. Замысловатый парковый лабиринт кружил мичмана,
испытывая терпение, символизируя сложности и вызовы судьбы. Морской
офицер должен с честью преодолеть их и привести корабль к заветной
пристани.
Стены зеленого коридора внезапно расступились и остались за
спиной. Взгляд, привыкший к ограниченному пространству, полетел к
горизонту и окунулся в пересечение воды с небом. Парковые зелёные
крылья взмывали над волнами, словно мост между сушей и бескрайней
морской стихией.
Ветер стих, но водная гладь ещё волновалась, накатывала на
каменистый берег, сварливо шурша. Графу казалось, что пенные
барашки аплодируют ему, подбадривая и одобряя решительный настрой
романтичного охотника-завоевателя.
Мокрые ступеньки на уходящем в пучину моле вели к укромной
беседке. Невысокая, стилизованная под маяк, она предназначалась для
того, чтобы в уединении наслаждаться бескрайними морскими
просторами под шум набегающих волн.