-Ты пропала… - прошептала девчонка, - а потом появилась… Никто
не заметил, а я за тобой стояла…
-Тебе показалось, - устало ответила Вася, - просто свет
выключился резко… Иллюзия…
Она откинула голову, оперлась затылком о стену, закрыла глаза,
переживая случившееся еще раз. Видение из прошлого было столь ясным
и отчетливым, что Василиса не сразу убедила себя в его абсолютной
случайности. Резкая смена обстановки, уйма новых впечатлений и
цепкая память не отпускали её, как Вася ни старалась. “Эхо войны
приходит, когда не ждешь и настигает в самом неподходящем месте”, -
вспомнила Василиса слова штатного психолога из фронтового
госпиталя.
“Однако с этим проектом явно что-то не то, - вертелась
назойливая мысль в голове Стрешневой, - или кинематограф выглядит,
как дурдом. Всё на каких-то непонятных эмоциях, всё с надрывом…
Живут, словно рыдают, хотя храбрятся и паясничают. Наверно, это не
моё…”
Будто вынырнув из неведомых глубин, самообладание вернулось так
же неожиданно, как убежало. Невидимые обручи, стягивающие туловище,
разомкнулись и Василиса, очухавшись, наконец-то смогла вздохнуть
полной грудью.
Слившись воедино, тело и сознание потребовали компенсацию своего
беспомощного состояния. Дабы убедиться, что она вполне контролирует
себя и свою голову, Вася решила немедленно вернуться в это кишащее
знатными крокодилами болото, найти продюсера, извиниться за свою
низкую толерантность и высокую неуживчивость, и вернуться к
спокойной размеренной жизни…
Когда Стрешнева привела себя в порядок и вышла из гримерки,
основная часть презентации уже закончилась. Тусовка разбилась на
множество групп по интересам. Одни жевали канапе, другие смаковали
результаты замысловатой переработки виноградного сока и плодов
вечнозеленого растения трибы Coffea.
Продюсера картины Стрешнева нашла в “морском” павильоне в
окружении гостей, державшихся от него на почтительном расстоянии,
кроме одного весьма пожилого мужчины, скакавшего растрепанным
воробьем вокруг бизнесмена. Какой-то несвежий, потёртый и помятый,
со старомодной бородкой а-ля Ильич, которую он выставлял вперед,
словно намеревался проткнуть собеседника, этот персонаж не
вписывался в круг отглаженных, начищенных, утонченно-учтивых
светских тусовщиков.
-Вот что это? Как это? Андрей Викентьевич! - стонал “почти
Ленин”. - Это ведь уму нерастяжимо, как говорил товарищ Райкин. Ну
какие иллюминаторы на подводной лодке времён Первой мировой войны?
Тем более такого размера и формы?