Он, конечно, не извинился, да она и не ожидала… Хотя, где-то в
глубине души… Видно, не судьба. Хлыщ сделал вид, что вообще ничего
не было… А может, ничего и не помнил? Не в такой уж хлам он был
пьян, но ни словом, ни взглядом не выказал никакого смущения или
стыда, даже глаза не отвёл при встрече. Ну, и фиг с ним! Если
исключить этот неприятный, царапающий факт, всё остальное было
прилично. Сели, поговорили. Хоть каждый и остался при своём, но
острая фаза отторжения прошла. Её место заняло подобие жалости к
Дэну, как к обездвиженному инвалиду. Только в отличие от тела, а
тут, с точки зрения Стрешневой, у него всё было в порядке, в голове
отсутствовало нечто жизненно важное. Молодой, внешне здоровый и
успешный, он суетился, пыжился, пытался выстроить какой-то смысл
жизни, а тот, скотина, не выстраивался. Не считать же смыслом жизни
сыгранную роль или гонорар за нее. Это же чужая судьба, а не твоя
собственная. Ею даже гордиться всерьез невозможно.
Весь этот гламур, великосветские статусы, по мнению Василисы,
являлись эрзацем, натужным и несерьёзным фальсификатом, имитацией
жизни, где цель постоянно обвиняет средства. Как такую форму
существования принять, она себе не представляла. Жизнь этой части
общества для Стрешневой всегда была какой-то фэнтези, вроде сказок
про Гарри Поттера, кикимору, бабу Ягу и прочее. Где она, простая
студентка факультета прикладной механики Донецкого универа(*), а
где эти киношные небожители со своими тараканами в головах? Ей бы
разобраться в собственных переживаниях и определиться, что она
считает главным, а что - второстепенным.
100 дней на линии фронта, всерьёз поменяли её приоритеты,
разрушив старые планы и не создав новые. По истечении этих трех с
хвостиком месяцев, на гражданке всё казалось необязательным,
мимолетным и легковесным - люди, события, даже фундаментальные
строения. Повидала она, как всё это на войне зыбко, и превращается
в бесформенные руины на один щелчок пальцев. Зато “на нуле” было
проще и конкретнее. А тут - кисель из полутонов и полунамёков,
полудвижений и полупозиций, раздражающих своей недосказанностью и
двусмысленностью. Однако судьба её забросила именно сюда, к этим
людям, и надо было каким-то образом с ними сосуществовать. Заходя в
киностудию, Вася вспомнила строки Сергея Есенина: