Из
кухни появился жилистый бородач. В дрожащей руке треснувшая
супница. Мутный взгляд красных глаз остановился на тощей фигуре
клерка.
—
Этот хлам тоже забираем?
Любимая супница моей матери. Каждый раз,
когда она ставила ее на стол, мы слышали одну и ту же присказку.
Мол, ну и что, что треснувшая! Зато суп долго не остывает! Отец,
когда мама убегала на кухню за новым блюдом, шепотом объяснял мне,
что женщинам вообще очень сложно расставаться с вещами. При этом
он, улыбаясь, поглаживал свою старую жилетку, которую, к слову
сказать, мама постоянно грозилась выбросить.
Клерк оторвал взгляд от записей и взглянул на
бородача. В маленьких близко посаженных глазках читалось явное
презрение.
—
Токс, — проскрипел он. — Что в простой фразе «выносить все из дома
и грузить на телеги» конкретно тебе непонятно?
—
Дык она же… — попытался возразить Токс, но вошедший в дом гигант
его грубо перебил:
—
Захлопни пасть, Токс, и делай, что тебе велено! Да
пошевеливайся!
Бородач, вжав голову в плечи, попытался
прошмыгнуть к выходу.
—
Куда это ты собрался? — рыкнул гигант.
Токс непонимающе уставился на своего босса.
Тот стоял в проходе, скрестив руки на груди и вывалив объемное пузо
вперед.
—
Ты мне что тут, по одной супнице таскать собрался? А ну, марш
обратно на кухню и загрузись как следует!
Токса словно ветром сдуло.
—
Господин Дрегер, вам бы стоило тщательней подбирать персонал, —
ехидно заметил клерк.
—
Тебя забыл спросить, хорек архивный, — беззлобно отмахнулся пузатый
Дрегер и направился в родительскую спальню, небрежно задев рукой
записи худого клерка.
Белые листы, словно стая испуганных голубей,
выпорхнули у того из рук и рассыпались по полу. «Хорек архивный»,
по-женски громко ахнув, бросился собирать свое богатство. Тело его
тряслось от негодования, а на длинном птичьем носу повисла зеленая
сопля.
Судорожно ползая по полу, клерк бурчал
проклятия в адрес грузчиков-идиотов и их хама предводителя. Словно
издеваясь над унизительным положением крючкотворца, из столовой
грохнуло наглое ржание нескольких луженых глоток. Лицо клерка
мгновенно стало багровым, а на уголках маленьких глаз выступили
слезы обиды.
Наконец сухие пальцы бережно привели в
порядок бумаги. Клерк, придерживая чернильницу, висящую на шнурке
на шее, поднялся с колен. Стряхнув правой рукой пыль со штанов и
одернув несколько раз сильно ношеный, но аккуратный сюртук, писарь
успокоился.